Чехов
Шрифт:
Молодой Чехов обладал развитым и тонким чувством стиля; если бы речь шла о музыке, можно было бы сказать, что у него был абсолютный слух.
Работая над пародией, Чехов не имел в виду какой-то конкретной книги, но стремился уловить особенности и оттенки стиля — например, романтического стиля В. Гюго.
Если обычная литературная пародия представляет собой комическое подражание подлиннику, то Чехов был совершенно самостоятелен: сюжет, персонажи и т. д. — все это ие заимствовалось, а выдумывалось, создавалось заново; подмечались лишь самые общие, но зато и наиболее характерные черты поэтики Гюго или Жюля Верпа. Поэтому у чеховской
Ранние пародии Чехова, таким образом, отличались высоким достоинством, но именно поэтому Лейкин их отвергал. «Мерекал и так и сяк, но все-таки приходится мне возвратить Вам Ваши «Летающие острова». Во-первых, вещица ничего иного не представляет, как пародию на манеру писания Ж. Верна, а во-вторых… длинна для «Осколков»… Вот ежели бы Вы когда-нибудь попробовали строчках на 200 написать несколько пародий на 4–5 писателей — дело другое. Можно бы взять Боборыкина, Каразина, Данченко, Лескова, Авсеенко, Маркевича — и, разумеется, утрировать до невозможности» (1 марта 1883 г.).
Иными словами, Лейкину нужна была не пародия сама по себе, а литературный фельетон в форме пародии.
Смысл и ценность «Письма к ученому соседу» раскрывается в полной мере лишь в сопоставлении с «письмами» рядовых юмористов малой прессы; без этого фона оно воспринимается как обычная удачная юмореска, каких у молодого Чехова было сотни.
Вот несколько пародийных писем, на наш взгляд, весьма характерных для малой прессы. Автор их — популярный юморист 70—80-х годов А. А. Плещеев, сын известного русского поэта-петрашевца, печатавшийся под псевдонимом Полковник Скалозуб.
В юмореске А. А. Плещеева пародируется переписка влюбленного приказчика с хозяйской дочерью:
«Из переписки купеческой дочки Матрены Трифоновны с прикащиком Устином Калиновичем.
I
Ангил души моей прикрасный и нецененный Устин Калиныч
Пот страхом и трепетом тятинькина гнева, вывожу сии строки моего чувствия. Вчирась произошла огромадная неприятность; когда выскочила на небе луна, я у окна в мечтании затянула романц — «за что ты серце надрываешь», тятинька незаметно прокрался и хлестанул меня ручищей по левой ланите. Щека так вздулась, что принудило меня подвязаться и никуда неходить эти дни. Скука ужасная, от нечего делать сочинила к тебе маленькое стихотворное послание, читай:
Люблю тебя ужастно И даже очень страстно. Неужли же напрасно Люблю тебя прикрасный.Вот тебе мой дорогой лыцарь мой искренний подарок, заучи стих сей устно и произноси чаще. При сей цедулке прилагается банка первого сорта цедряной помады взнак памяти.
Главу по тебе потирявшая и с ума сходящая первой гильдии купца дочь Матрена Трифонова Шестипальцева.
II
Голубое облако тучной любви, очаровательница и чародейка сердца моего
Матрена Трифоновна!
Стих звучности и сласти полный твердо запомнил, запомаду цалую горячо в щоку. Только подумайте ради Бога, что за оказия произошла. Ету самую помаду, как презент предмета моей страсти, я около сердца положил и вдруг она вся изволила
Примите и проч.
Один из тех кто радости не знает, не спит и все страдает Устин Калинов Чайников перьвыи. Старший прикащик бакалейной торговли купца Забиралова с сыновьями».
Чехов был умнее, острее, тоньше, изящнее, но, по-видимому, не это главное. Это лишь следствие той органической разницы, которая отличает писателя от неписателя. Одному был важен характер, тип, живое лицо, говорящее своимязыком, со своимиошибками, другой же делал человекообразную куклу, преувеличенно яркую, движимую нехитрой пружинкой языковой клоунады.
«Каникулярные работы институтки Наденьки N» — обычная по теме и жанру юмореска, отличавшаяся не формой, а характерностью, своеобразной психологичностью, хотя, казалось бы, в коротенькой юмореске для психологии просто нет места. В «примерах», которые приводил Чехов, не было ничего необычного, преувеличенно-смешного; но зато сколько здесь было бытовых подробностей, точных деталей, намеков, как живо просвечивал в этих строчках образ самой Наденьки! В самом деле: Чехов между делом успел рассказать читателю почти все, что о Наденьке стоило знать: ее возраст, задушевные интересы, отец и мать, положение семьи, подруги — словом, все; нет только портрета, но его легко себе вообразить.
Истинный масштаб этой вещи выясняется при сравнении с аналогичными по жанру юморесками, например, с «Вакационной работой Жени Тучкиной» А. Педро (А. П. Подурова): «Знакомых у меня никого не было. С сыном священника, студентом, мы были знакомы. Это был высокий стройный юноша довольно низкого роста, отчасти похожий на гиганта. Он был очень глубокомыслен и умен, так как изобрел для мамы мышеловку собственной его конструкции. Его имя Раля, но не смотря на это он был блондин».
Подуров, чьи юморески, сценки и фельетоны часто появлялись на страницах «Стрекозы», «Будильника», «Шута» и «Осколков», был типичным и, как отмечено, не худшим юмористом лейкинской школы. Он был, что называется, литератором средней руки; темы, которые он выбирал, средства и приемы, которыми он пользовался, вполне характеризуют средний уровень малой прессы.
Как Лейкин, как многие другие юмористы 80-х годов, Подуров черпал своп сюжеты в купеческой среде и заострял их до гротеска, до анекдота. Например, в сценке «Ошибка вкралась» сюжет построен так: Парамон Пыряев, сын богатого купца, украл деньги и сбежал из дому. Отец получил письмо:
«Любезнейшие родители!
Севодни вечером я явлюсь домой. Ежели, тятенька, встретите меня кулаками и за волосы, судьба нас разлучит. Бойтесь исполнительного комитета, в котором я теперь существую в услужении. Примите меня поласковей, а то я махну в Швейцарию, и тогда спокаетесь. Сын ваш, бывший торговец, а нынче социвалист первого сорта.