Чехов
Шрифт:
— Пять? — побледнел мужчина.
— Если оплатите на месте и наличными, то так и быть, обойдемся без процента в профсоюз, который также придется выплатить вам. Ну что, мы договорились? Я страсть не хочу возвращаться к вам завтра.
— Рассчитаемся, — буркнул управляющий и посмотрел на тело Мити. — И развейте призрака, господин некромант.
— Вечером плата — утром развоплощение. Утром плата — вечером развоплощение, — произнес я философски.
И управляющий закивал, принимая правила игры.
Приятности
Фома выглядел взволнованным и немного растрепанным. Видимо, произошедшее здорово его впечатлило. Когда прямо к пирсу секретарша Антона Сергеевича принесла объемный саквояж и папку с бумагами, то даже я удивился вороху мятых купюр, которые лежали внутри.
— Сборы добровольных пожертвований, — пояснил мужчина и зашипел на свою помощницу, — Зачем все волочить? Хватило бы крупных купюр.
— А раздать этим оглоедам, чтобы не тяфкали? — женщина зыркнула на топчущихся в сторонке дружинников.
Тяфкать они, впрочем, даже и не собирались. По сильно побледневшим лицам наемников было ясно, что мою угрозу восприняли всерьез. И в этот момент раздумывали как бы получить выходные на ближайшие дни, чтобы не попасть под тяжелую руку призрака.
— Глупая баба, — управляющий возвел к небу глаза, но все же велел помощнице отсчитать пятьдесят рублей и отдать старшему дружиннику.
Тот сгреб деньги и сунул их в бездонный карман рабочей робы. После чего распорядился:
— Нечего пялиться, ребята.
— Не на что там смотреть, — понятливо загудели остальные.
Антон Сергеевич пожевал губу и сел на раскладной рыбацкий стульчик, который кто-то услужливо ему приволок. Мужчина положил на колени папку, раскрыл ее и оказалось, что внутри лежит знакомый конверт с бумагами от моего агентства.
— Значица, пять сотен Фоме Питерскому, — кисло произнес приказчик и зыркнул на секретаршу.
Та выпучила глаза, открыла рот. Потом посмотрела на меня и моего помощника с такой жгучей ненавистью, что я с трудом сдержался, чтобы не проверить не загорелся ли на мне пиджак.
— Пять? Этому оборванцу? — просипела женщина. — Да за какие заслуги? Я смотрю ноги и руки у него целы…
— Заткнись, Марфуша, — буднично бросил ей Антон Сергеевич. — Отсчитай нужную сумму.
— Семейные разборки, — предположил я, наклонившись к уху Фомы.
— Такой бабы я бы опасался, — шепнул в ответ помощник и вздрогнул.
Марфа вновь зыркнула на нас и тотчас сунула нос в сумку. Словно старательный енот она ловко набирала в ладонь цветные бумажки, отбрасывая некоторые из них только по одной ей ведомой причине. Вскоре в ее руке была приличная пачка, которую секретарша перетянула резинкой, снятой с запястья, и с видимым сожалением вручила начальнику.
Тот деловито сунул деньги в конверт и оценил, насколько
— И восемь сотен для Глафиры Митиевны, — кисло продолжил Антон Сергеевич.
— Совести у них нет, — буркнула женщина, но я был настороже.
— Тысячу и шесть сотен, — я цокнул языком. — Вы забыли, что мы договорились на двойную выплату сироте.
— Что? — женщина схватилась за сердце. — Да вы нас по миру пустить хотите? Это ж какие деньжищи!
— Мы ходим по кругу, — я закатил глаза. — Я могу проторчать тут до утра, но тогда мои услуги дорого вам станут. Сейчас я решаю, не включить ли в счет еще…
— Дай мне эту сумму, водяной тебя раздери! — взвизгнул Антон Сергеевич, словно опять увидел призрака.
И вновь зашуршали деньги. Женщина едва ли не со слезами набрала две приличные пачки и перетянула их аптечными резинками.
— Пересчитывать будете? — осведомился управляющий, когда прибавил к предыдущей сумме новую.
— Пожалуй, доверюсь вашему благородству, — я улыбнулся. — А если там будет не хватать, то я вернусь.
Антон Сергеевич покосился на помощницу, и та тяжело вздохнула. Потом протянула ему еще несколько красных купюр.
— Выпали случайно, — пояснила она обиженно, закрыла саквояж и торопливо, по-утиному переваливаясь, зашагала к своей конторе.
— Не могу сказать, что с вами приятно иметь дело, — проворчал управляющий, поднимаясь со стула и протягивая мне папку. — Мне нужны подписи, что вы отказываетесь от претензий и получили выплаты.
Я дал фонарь помощнику и тот подсветил мне, чтобы вышло разобрать текст документа. Он был типовым и я вписал дополнение, что претензий не имею по делу Фомы Питерского и Глафиры Митиевны.
— Это не обязательно, — вяло возразил мужчина.
— Я считаю иначе, — ласково ответил я и поставил подпись. — Прошу кого-нибудь из ваших ребят проводить нас до машины.
— Беспокоитесь, что заблудитесь по дороге?
— Переживаю, что случайно сверну шею.
— Вы уж осторожнее, — елейным тоном протянул старшой, который после ухода секретарши жадно поглядывал на конверт с деньгами.
— Это вам надо быть осторожными, добрые люди. Если я помру по дороге, то вернусь злым и очень голодным. Я не ярмарочный шут.
С моих пальцев потянулась серая дымка и в этот раз силу ощутили все. Потому что я так захотел. Воздух стал ледяным, и изо ртов присутствующих вырвались облачка пара. Где-то совсем близко взвыли собаки и беспорядочно крича взвились в небо сонные птицы.
— Я некромант. И в виде призрака сравняю вашу контору с землей вместе с вами.
Мужики побледнели, а я закончил замогильным голосом.
— Потом верну каждого из вас с той стороны и сделаю своими питомцами.