Чекисты Дона
Шрифт:
«Колебания» на предложение сотрудничать с немецкой разведкой у Петра закончились лишь после предупреждения, что угрожает ему и матери, в одном случае, и намека на большое денежное вознаграждение — в другом...
Через три дня Крюгер подвез Петра к линии фронта, вручил пятьсот рублей, назвал сроки и пароль для возвращения.
— Вообще-то такой вариант мы предвидели, — успокаивал Рязанцев Петра, разочарованного тем, что ему не удалось остаться в фашистском разведоргане, — но чтобы через десять дней после появления у них направлять к нам... Что же получается? Фашисты забрасывают агентуру в массовом порядке,
В абвергруппе-102 на этот раз Петр оказался быстро — пароль помог. Но шесть суток его непрерывно допрашивали, сличая протоколы допросов, чтобы поймать хоть на малейшей неточности. Наконец он предстал перед Гопфом.
Строг, внешне спокоен шеф разведывательного органа 17-й немецкой армии. На мундире — Железный крест. Слушает Петра внимательно, не перебивая.
— Но я бы мог сделать для вас больше, если бы имел надежные документы, — посетовал Петр в конце доклада.
— Ты хорошо всех там провел и принес хорошие сведения! — заключил беседу Гопф. Встав из-за стола и приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться рукой до плеча рослого Петра, Гопф похвалил: — Ты настоящий молодец, твой случай надо рассказать всем нашим агентам, и это для них будет очень поучительно! Если бы все были такие, как ты! Я прикажу, чтобы тебе дали денег, папирос, водки.
Петр вытянулся в струнку.
— Но во всем знай меру, никаких посторонних связей, особенно с фрау. Ты теперь нам нужен.
Спустя две недели Петр и еще четверо гитлеровских агентов получали инструктаж по новому заданию.
Петра Прядко снабдили документами на имя лейтенанта Красной Армии Василия Ругаева. В городе Ворошиловграде он должен был собрать данные о вновь формируемой 37-й армии. Остальные шли по своим маршрутам. Но, благодаря Петру Ивановичу, все оказались в особом отделе.
В ходе следствия выяснилось, как много рассчитывал получить Гопф при заброске этой группы агентов: она должна была собрать для фашистского командования сведения о 6, 9 и 37-й армиях Юго-Западного фронта и доставить их за 10—15 дней до начала весеннего наступления.
17 мая 1942 года гитлеровские полчища стали вгрызаться бронированными клиньями со стороны Славянска и Барвенкова в основание выступа войск Юго-Западного фронта. Штаб 6-й армии и его особый отдел оказались в окружении. 25 мая погиб Рязанцев. Петра Ивановича напутствовал Меркулов:
— Останетесь здесь, сдадитесь в плен и требуйте направления к Гопфу.
— Что же я скажу ему теперь?
— Советую придерживаться в какой-то степени правды: были задержаны военными, допрашивались командирами, но произошел налет немецкой авиации, около сарая упала бомба, воспользовавшись общей паникой, вы и совершили побег. Остальное продумай сам. До свидания, друг!
— До скорого, — пожелал Петр Иванович.
Гопф делал вид, что слушает Петра с интересом. Сидевшие рядом переводчик и Крюгер подробно записывали сведения о противостоящих частях Красной Армии, местах скопления танков, артиллерии, «катюш», фамилии командиров, другие сведения, чрезвычайной важности. Но такими
— К Самутину его, — сухо распорядился Гопф.
Так делалось, когда для агента, вернувшегося с задания, была необходима специальная проверка. Самутин считался в этом деле мастером.
Дотошно допытывается он от Петра: когда и где группа агентов была задержана, где они сражались, кем допрашивались? А в какой день и час был налет немецких самолетов?
Петр точно назвал дату и час бомбежки, на месте показал сарай, воровку от бомбы. Там же нашли и двух убитых агентов.
— Про остальных не знаю, может остались с красными, а я вам предан.
— Хочу верить, как земляку, — Самутин сказал, что он родом из той же Полтавской области, село Ташань.
2 июня 1942 года Петру объявили, что проверка закончена. От него приняли присягу, облачили в форму вермахта. Вначале он выполнял хозяйственные поручения, познакомился с Кузаловым — специалистом по изготовлению советских печатей и штампов. Время от времени Кузалов привлекал себе в помощь и Петра. Это сыграло большую роль при назначении его писарем в канцелярию абвергруппы-102. Отныне Петр мог знать данные почти обо всех агентах, которых готовили к переброске, и, что не менее важно, он теперь получил возможность изучить руководящий состав разведки 17-й армии.
И вот он попался. Карцер. Ожидание допроса.
Сквозь квадратик отдушины погреба Петр увидел за деревьями Веру. Окликнуть ее, довериться? В одной беседе она призналась, что ее брат — командир Красной Армии. И он решился, позвал ее. А она за яблоньку — и ни с места. Понять ее можно: в Ростове каждый день массовые расстрелы, аресты коммунистов и советских активистов, угон молодежи в Германию. Но зов-то шел из карцера! И Вера подошла.
— Слушай меня внимательно, — стал быстро и тихо говорить Петр. — Возьми, пожалуйста, вот эти документы, спрячь пока, а как придут наши — передай командиру из НКВД, только сразу, Вера!
Она протянула руку, взяла у Петра школьную тетрадь...
Позже она познакомится с содержанием тетради, больше из любопытства (что же мог передать через нее немецкий прислужник в НКВД?), разберет какие-то линии и поймет, что Петр указывал свое местонахождение на 10 августа 1942 года.
Вовремя отдал Петр документы: за ним пришли, привели к Самутину. Он приказал обыскать Петра, пригрозил:
— Песенка твоя спета, гад, сознавайся!
— За что вы, Петр Зотович, ко мне так? Из-за подписей? Так вы же сами, господин подполковник, приказали заполнить шесть красноармейских книжек как можно быстрее. Старался, чтобы к утру и другие документы были готовы, всю ночь не спал. Первую-то скопировал с образца, а остальные по ней заполнял. Как не получился кончик подписи, так уже и везде вышло... Каюсь, велика моя вина, но ведь от усталости...