Чекисты Дона
Шрифт:
Н. И. Стукалов, взявшийся за розыск Денисова, провел ряд мероприятий по Харькову и Белгороду, но безрезультатно. Дальнейшие поиски привели его в Велико-Бурлакский район Харьковской области, где были получены данные о том, что некий Денисов работал в этом районе бухгалтером и выбыл в город Луганск (ныне Ворошиловград). Дальнейшей проверкой по Луганской области было установлено, что в Сватовском районе в конторе свеклобазы работает бухгалтер М. Д. Денисов, который ведет замкнутый образ жизни, старается поменьше бывать на людях. В обличье тихого, скромного бухгалтера, как затем выяснилось, и скрывался матерый каратель.
Работник УКГБ В. А. Сысоев, имея разноречивые сведения в отношении Семизорова, длительное время продвигался
Гордиенко по липовым справкам устроился подсобным рабочим в Добропольскую геологоразведочную партию, которая занималась изысканиями на территории Донецкой области. Скрывавшегося карателя вполне удовлетворяли малолюдные места, и он почти успокоился, полагая, что спрятался надежно. Но по ночам его все же одолевали страхи. И не напрасно: по его следам незримо шел оперативный работник Шахтинского аппарата УКГБ капитан В. Д. Еремин. По отрывочным сведениям, полученным из Донецкой области, у Еремина возникло предположение, что Гордиенко скрывается на территории этой области, хотя официальные справки кустовых адресных бюро утверждали, что Гордиенко проживающим в городах и поселках Донбасса не значится. При выезде в город Доброполье Еремин нашел женщину, которая жила с прибывшим неизвестно откуда гражданином по фамилии Гордиенко. Он работал каменщиком в местной геологоразведочной партии. Выяснение личности этого человека дало обнадеживающий результат, а встреча с ним оперативного работника окончательно подтвердила предположение, что это был интересующий органы государственной безопасности Гордиенко.
Но, пожалуй, хитрее всех спрятался Бондарев. Через свою родственницу бывший каратель пустил слух, будто он умер. Выяснением судьбы Бондарева занялся также капитан Еремин. Добытые разноречивые сведения о разыскиваемом не укладывались в цепь и не приводили к определенному выводу. Но настойчивость оперативного работника, сопряженная с ранее приобретенным опытом по розыску преступников, дала положительный результат. Как оказалось, Бондарев пребывал в полном здравии и не так уж далеко от своих родных мест. Он забился в глубинный кормосовхоз бывшего Киевского района Ростовской области и пристроился там работать кузнецом. При аресте Бондарев сделал удивленное лицо и на вопрос, был ли он когда-либо в городе Шахты, отвечал невнятно и путанно. Когда Бондарева спросили, знает ли он шефа шахтинской команды СД Гольфсгота, тот нервно прикусил губу и растерянно промямлил: «Знаю, начальник гестапо». Немного помолчав, уточнил: «Мой бывший начальник».
И лишь один из пятерых — Андрей Меренков — не предпринимал никаких попыток скрыться. Ко времени ареста, в марте 1959 года, Меренков жил в городе Новошахтинске Ростовской области, где работал шофером автобазы. Жил, не скрываясь, полагая, что с государством и народом
Как появились вновь открывшиеся обстоятельства применительно к Меренкову? На это дает ответ ход следствия по делу Денисова, Бондарева, Гордиенко и Семизорова.
Фашистские палачи первое время на следствии упорно твердили, что в команде СД в городе Шахты они занимались только охраной и к расстрелам советских людей отношения не имели. Потом им пришлось рассказать, как они арестовывали и доставляли в тюрьму гестапо захваченных партизан, подпольщиков, коммунистов и советских активистов. Изобличенные доказательствами злодеи вынуждены были «вспомнить», что они в составе конвоя выезжали на шахту имени Красина для участия в расстрелах арестованных советских патриотов.
Обвиняемые Денисов, Бондарев, Семизоров, Гордиенко показали также, кто из сослуживцев и что конкретно делал на месте казни на шахте имени Красина, а также во время карательных походов против партизан на Украине.
Бондарев долго не мог собраться с духом правдиво рассказать о своем участии в расстрелах. Следователю казалось, что все тактические приемы, могущие вывести обвиняемого на путь истины, исчерпаны. И вот на одном из допросов Бондареву были оглашены показания одной из жительниц поселка шахты имени Красина о том, что представляла собой загородка, устроенная карателями над стволом шахты:
«Высокие доски были прибиты вертикально, к стволу вел узкий проход...»
— Опять вранье, выдумывает она все, — сказал Бондарев.
— Что же неправильно, объясните, — предложил следователь обвиняемому.
— Да ведь доски-то были прибиты поперек! — в запальчивости выкрикнул Бондарев.
— Вот так, как на этой фотографии? — опросил следователь и предъявил обвиняемому снимок ограждения шахтного ствола.
— Да, так.
— Ну вот, видите, как вам хорошо знакомо это место. А говорили, что ни разу там не были.
Бондареву пришлось сознаться. Он рассказал о своем участии в расстрелах на шахте имени Красина, назвал соучастников преступления, в том числе Денисова и Меренкова.
В отношении Меренкова были получены показания о том, что он в качестве шофера вывозил арестованных на автомашине к месту расстрела в городе Шахты, а будучи на Украине и действуя в составе зондеркоманды, активно проявил себя в борьбе с партизанами.
В селе Зольня Олевского района при непосредственном участии Меренкова были вероломно убиты командир партизанского отряда Морозов и двое его товарищей. Свое участие в этих действиях Меренков длительное время отрицал, но тактически верно использованные на допросах установленные факты побудили обвиняемого сознаться в совершенных злодеяниях.
Из опубликованных в центральной и местной печати очерков советские люди узнали о том, как Управлением Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР по Ростовской области были разысканы и разоблачены бывшие каратели. В газетах, пожалуй, впервые за многие годы с такой полнотой говорилось о той работе, которую провели сотрудники органов госбезопасности по розыску и разоблачению скрывавшихся особо опасных государственных преступников.
В очерках были показаны характерные ситуации, встречавшиеся при расследовании уголовного дела, отдельные тактические приемы, которые применялись на следствии и которые побуждали упорствующих обвиняемых рассказать о своих преступных действиях.