Чекисты рассказывают. Книга 7-я

Востоков Владимир

Буйнов вылупил на него испуганные глаза, облизал вдруг пересохшие губы. Голос его задрожал:

— Стой-стой! О какой еще операции ты говоришь?

— Как о какой? Неужели забыл? Вот и расскажи сам, где взрывчатка, бикфордов шнур, объект.

Услышав это, Буйнов вскинул руку, словно хотел защититься от Титова. Он даже отступил на шаг, быстро зыркнув на следователя, и чуть слышно зашептал:

— Послушай, Титов, что ты мелешь, а? Ты не в своем уме. О какой другой операции ты говоришь?

— Итак, господа-товарищи, — неожиданно вмешался в их беседу

следователь, в упор глядя на Буйнова, — как я понял господина Титова, вы готовили взрыв гостиницы, в которой квартируют офицеры нашего гарнизона. Так?

Буйнов всем корпусом повернулся к следователю, вытянулся перед ним по стойке «смирно», залепетал торопливо, глотая слова:

— Герр майор, герр майор! Это не так! Я, кроме диверсии на городской электростанции, ничего не знаю! — Он обернулся к партизану. — Послушай, Титов, что же это ты, а? Что все это значит? Погубить меня хочешь? Чтоб вместе, да?

Партизан с деланным удивлением посмотрел на своего бывшего напарника, укоризненно покачал головой.

— Ну говори же, Титов! Скажи, зачем все это ты наболтал? Это же неправда! — кричал Буйнов.

Партизан заговорил медленно и укоризненно:

— Эх ты... Чего кричишь? Ладно, Буйнов. Поступай, как знаешь, а я уже не могу молчать, понимаешь? Не могу-у-у! Ни воли, ни сил у меня больше нет! Пойми меня правильно, Захар Петрович, я больше не могу...

Шранке с интересом смотрел на Буйнова, а тот метался растерянным взглядом с Титова на майора, с майора на Титова. Его худая фигура ссутулилась. Редкие рыжие волосы прилипли к потному лбу, он торопливо вытер шапкой лицо. Следователь повернулся к партизану и заговорил:

— Господин Титов, ваш напарник, видимо, кое-что подзабыл. Может быть вы поможете ему вспомнить? Подскажете ему детали готовившейся операции? И помните, что чистосердечное признание своих злодеяний дарует вам жизнь.

Титов с видом покорившегося человека внимательно слушал следователя. И пока тот говорил, он несколько раз кивнул в знак согласия. Потом пристально посмотрел на дрожавшего Буйнова, и едва различимая усмешка прошлась по его худому заросшему лицу. «Вот какие бывают они, провокаторы. Он мне не понравился сразу своей услужливостью, желанием угодить, я смолчал тогда. Мало ли кому не нравится что-то в характере другого человека! А я сам такой ли приятный человек? Ведь главное, что Буйнов готов был жертвовать собой для блага общего дела. А теперь выяснилось: все это чистая маскировка, ему надо было войти в доверие к партизанам. Значит, наши товарищи где-то недосмотрели, не сумели своевременно распознать врага. И вот к чему привела ошибка! Ну что ж, главное, что враг разоблачен. И наша задача — наказать его по заслугам!»

Титов сдержанно и твердо сказал:

— Ты верно говоришь, что жизнь у человека одна. И она, конечно, дороже всего на свете. Тем более для меня. Ты, Захар Петрович, уже немало пожил. Успел насладиться жизнью, а мне ж только-только минуло двадцать пять! Прости меня, Захар Петрович, но я больше не в силах держаться. Рассказывай, а то начну я!

Буйнов взвизгнул, замахал

руками, заорал:

— Да о чем я должен рассказывать?!

— Послушай, Захар Петрович, может, вторую диверсию отменили, а я не знал? Но ее же планировали. Я это точно помню. Или нет?

— Тьфу, мать твою! Да какую вторую диверсию? Ты бредишь? — Он повернулся к следователю. — Герр майор, да скажите же вы придурку. Растолкуйте ему, пожалуйста!

Следователь постучал пальцами по столу.

— Буйнов вовремя предупредил нас о диверсии, но не указал, где заложена мина, — сказал следователь.

— Так мину закладывал Титов с кем-то из партизан! — уже в панике крикнул Буйнов. — Мне эту работу не доверили, поскольку я не специалист.

Следователь заметил:

— Это нам тоже известно... Но ты, Буйнов, оказывается, не все доносил нам, почему? — Он помолчал минутку, добавил: — Кое-что утаивал от нас. С какой целью?

Буйнов вздрогнул, заговорил, чуть не плача:

— Герр майор, я клянусь! Все, что мне удавалось узнавать, я при первом же удобном случае докладывал вам! — Он повернулся лицом к портрету Гитлера, висевшему на стене за спиной следователя, несколько раз широко перекрестился. — Вот! Вот вам крест святой, герр майор! Все, все, что я вам говорю, есть истинная, святая правда!

Гитлеровец сдвинул брови, посмотрел на Буйнова, потом на партизана.

— Странно. А как же тогда понимать его? — он кивнул на Титова. — Он же утверждает противоположное?

— Он врет нагло! — заорал Буйнов.

Следователь насупился.

— Все это очень странно, Захар Буйнов.

Буйнов отупело посмотрел на следователя. Он, видимо, сам не мог объяснить поведение партизана. Следователь повернулся к Титову.

— Титов, может быть, вы внесете ясность в это запутанное дело? Помогите своему партнеру найти истину.

С каким бы удовольствием Титов ударил сейчас провокатора в его наглую рожу. Но ему надо сдерживаться. Он смиренно посмотрел на гитлеровца, кашлянул в кулак. Заговорил как-то виновато:

— Господин майор, понимаете, мне трудно, очень трудно. Может быть, действительно я что-нибудь путаю? Но вы же, господин майор, наверное, уже делали в его доме обыск и сами смогли убедиться в том, что я прав!

Услышав о возможном обыске в доме Буйнова, гитлеровец удивленно взглянул на партизана.

А тот продолжал:

— Мне одно неясно, я толком не пойму, почему Захар Петрович упирается? Если он докладывал вам все, что узнавал о партизанских делах, так почему не желает быть последовательным и искренним до конца? Что его сдерживает?

Буйнов истерически завопил:

— Тю-у! Бешеная собака! Да о чем я должен говорить? В чем ты меня обвиняешь, ну скажи?!

Титов неуверенно посмотрел на следователя, словно хотел получить у него поддержку. А немец был в большом затруднении. Ему трудно было разобраться: их старый агент, которому они до сих пор верили, в чем-то замешан, а партизан, неделю упорно молчавший, открыто и подробно рассказывает о боевых делах. Что бы все это значило?