Чекисты рассказывают... Книга 2-я
Шрифт:
— Карпецкий, повторяю вопрос: в качестве кого вы служили в армии Шкуро?
— В контрразведке.
— Чем занимались?
— Выявлял революционно настроенных солдат...
— Продолжайте.
— ...и участников подпольной большевистской организации на Кавмингруппе, — закончил Карпецкий.
— Много удалось выявить?
— Не считал... Не помню.
— Придется подсчитать и вспомнить, Карпецкий. Что это за люди на фотографии? За что вы их расстреляли?
—
— Значит, случайно... А на обороте ваша дарственная надпись, какому-то Ахметычу, тоже случайно.
— Что вы хотите от больного старика, у меня склероз, — и Карпецкий вдруг заплакал.
— Только что вы сказали, что «пришел час очистить душу», а теперь говорите, не помните. Когда рассказывали биографию, вас память не подводила. Как понимать вас?
Карпецкий молча глотал слезы.
— Вам представляется случай облегчить свое положение — рассказать правду о деятельности в банде Шкуро. Итак, вспомните, Карпецкий, сколько вы арестовали революционно настроенных солдат и участников большевистского подполья?
— Поверьте мне... не помню. Знаю, что немало. Но сколько, не помню... ей-богу, — и Карпецкий перекрестился.
— Бог вам не поможет, назовите фамилии.
— Не помню.
— Кто такой Ахметыч, которому вы подарили фотографию?
— Мой бывший осведомитель.
— Это его фамилия или псевдоним?
— Фамилия, а кличка была «Бештау».
— А как его зовут?
— Забыл... склероз... понимаете, возраст...
— Вам известно его местожительство?
— Нет.
— Карпецкий, побойтесь бога, в которого вы верите. Вы же с Ахматовым, а не с Ахметычем, как утверждаете, недавно встречались, неужели думаете, что нам это неизвестно? Назовите других осведомителей, находившихся у вас на связи.
— Не помню. Их много... было, — продолжал упорствовать Карпецкий.
— Мы ждем от вас искренних показаний. Скажите, Карпецкий, какие ваши поручения выполнял Ахметов?
— Он состоял вестовым при штабе. Доносил о настроении солдат охранного взвода... Вот и все.
— Кто этот армянин, который стоит на фотографии рядом с вами?
— Не помню.
— Опять «склероз»... Так мы тогда напомним, Карпецкий. Это Сарапетян из военного трибунала. Где он сейчас?
— Не знаю... Клянусь богом, не знаю»
— Вы Сарапетяна никогда после того расстрела не встречали?
— Нет... вернее, кажется... однажды... не так давно... вроде бы его видел, здесь в Москве... но точно утверждать не могу...
— А остальных лиц, принимавших участие в данном расстреле, вы знаете?
— Нет.
—
— Точно не помню, но думаю, что нет.
— Хорошо. Мы дадим вам время все вспомнить. Ответьте на такой вопрос. Вы принимали участие в расстреле коммунистов и лояльно настроенных к Советской власти жителей Кавмингруппы?
— Я?! Нет.
— А за что вы получили два Георгиевских креста?
— По совокупности... За службу царю...
— По совокупности вы случайно не знали Анджиевского Григория Григорьевича?
— Анджиевского?! Я много слышал о нем... Видеть не приходилось... Нет, не приходилось, — после некоторого раздумья медленно произнес Карпецкий.
— И даже на месте казни?
— Я имел в виду... живого.
— При каких обстоятельствах был арестован и казнен Анджиевский Григорий Григорьевич?
При этом вопросе Карпецкий настороженно посмотрел на меня.
— Повторяю, Анджиевского я видел только мертвого, после казни... Он, кажется, целые сутки висел в Пятигорске... К его аресту и казни я не имел никакого отношения.
— Карпецкий, как вы бросили на произвол судьбы свою первую жену?
— Жену? А вы что, ее знали? — стараясь сохранить спокойствие, спросил Карпецкий.
— Отвечайте на вопрос.
— Не помню, как все это случилось...
— А вы помните, что хранили под паркетом у себя в комнате?
— Под паркетом... у себя в комнате...
— Да.
— У себя... в комнате... — По всему видно, что этот вопрос застал Карпецкого врасплох. — Браунинг, — наконец выдавил он из себя.
— Вам предъявляется бельгийский никелированный браунинг за № 018171. Это ваш браунинг?
Карпецкий взял браунинг, повертел его, а затем дрожащими руками положил на стол.
— Да, этот браунинг принадлежит мне.
— Что вы рассчитывали с ним делать?
— Защищаться... или же... — сказал Карпецкий и вдруг замолчал.
— Карпецкий, если вас сейчас повезти в Пятигорск и показать старожилам, как бы они отреагировали?
— Если бы узнали, наверное, повесили бы, — тихо ответил он.
Допрос продолжался до позднего вечера. Мы понимали, что Карпецкий больше ничего не скажет о своей работе у атамана Шкуро, а документов, которые могли бы его изобличить, у нас не было. Чувствуя это, Карпецкий уходил от ответа на те вопросы, которые могли бы ему повредить. Да к тому же возраст и давность совершенного преступления давали ему надежду на снисхождение. Тем не менее к концу допроса Карпецкий на вопрос, в чем же все-таки он считает себя виновным, ответил: