Чекисты Рассказывают...
Шрифт:
— А как вы жили здесь, Нил Тимофеевич?
— С промысла пришлось уйти. Многие знали там о хорошем отношении ко мне твоего дяди. Поступил на завод. Вот он, через дорогу, — Песцов махнул рукой в сторону окна.
— Как же вы стали заведующим клубом?
— Была у меня, Рачик, одна страстишка — увлекался пением еще в прежние времена. Не раз твой дядя подшучивал по этому поводу. Вот и на заводе стал частым посетителем клуба, пел в хоре, а потом мне предложили должность заведующего. Зарплата лучше, подумал, подумал и взялся за это дело. Но это не важно. Расскажи, что привело тебя в Баку?
— Дела, Нил Тимофеевич, дела.
— Конечно,
— Вот и надо помочь им двигаться быстрее.
Это как помочь? Что-то не соображу.
— Мне дядя говорил, что с вами можно быть вполне откровенным.
— На меня можешь положиться.
— Надо одну деликатную вещицу подложить на завод, чтобы вывести его из строя. Меньше бензина у красных, быстрее будут двигаться немцы.
— Это что же — адскую машину? — прошептал Песцов.
Да, дядя Нил. Вы должны помочь мне устроиться работать на ваш завод.
Песцов задумался. Потомок тоже молчал, ожидая его ответа.
— Так… так… — протянул наконец Песцов. — Дело, прямо скажем, серьезное. Но, значит, нужно. Не стал бы ты иначе, я думаю, ехать сюда рисковать жизнью. Только устраивать тебя на завод не стоит. Сейчас это трудно и нужды особой нет. Твой подарочек красным я положу сам. Знаю куда, часто бываю на заводе. Никому и в голову не придет, что это моя работа. А вот на тебя как на нового человека могут пасть подозрения. Начнут выяснять, кто тебя устроил? Песцов? Ну и пошла писать губерния.
— Вы, пожалуй, правы, Нил Тимофеевич.
— Дай мне срок. Все надо обмозговать как следует. Никогда бы не взялся, если бы не чувствовал: скорый конец красным.
Донесся шум из вестибюля.
— Перерыв. Не надо, Рачик, чтобы тебя видели здесь. Правда, у меня много бывает разного народа по хозяйственным делам, но осторожность не мешает.
— Вы правы, дядя Нил.
Заходи ко мне через два-три дня. Я все обдумаю за это время.
Прошла неделя. Потомок шел в клуб к Песцову. В портфеле диверсанта лежала мина, которую он должен был передать. Еле уловимая дрожь не оставляла Потомка, одолевали недобрые предчувствия. Он шел, боязливо озираясь. Перед самым клубом из-за угла вышли два человека и взяли его под руки. Потомок бросил портфель и рванулся, в руке у него появился пистолет. Диверсант понял, что это провал, и выстрелил в лея^авший под ногами портфель. Потомка тут же обезоружили. Пока у него отбирали пистолет, он с недоумением смотрел на портфель. Мина почему-то не взорвалась. Тяя^елый комок подкатил к горлу. Он понял — мина обезврежена, его провели как мальчишку.
Вечером Яков в присутствии Кулиева отстукивал точки и тире на своем радиопередатчике. В эфир неслись зашифрованные слова сообщения о неудавшейся диверсии.
… Знакомый Потомка на заводе оказался предателем. Потомка сегодня по пути к нему задержали с миной. В порядке страховки я на расстоянии сопровождал Потомка и видел, как чекисты вели его к машине. Воспользовавшись заминкой, когда усаживались в машину, Потомок вынул ампулу с ядом и на моих глазах принял его.
Аллаверды.
— Аллаверды — богом данный. Для немцев вы действительно были посланы самим богом. Этот псевдоним придуман не случайно, — заметил Кулиев, когда Яков передал последние строки сообщения, — они возлагали на вас большие надежды.
— Немцы могут заподозрить неладное. Уж очень недоверчив генерал фон Шёнгаузен.
— Возможно, попытаются проверить.
Шел август 1941 года. Над городом, амфитеатром спускавшимся к морю, воздух был тусклым от зноя. Вот уже несколько дней Каспий не приносил спасительных бризов. Яков раскрыл все окна в квартире, но дышать было трудно. Он тяжело переносил эти дни. Настроение было неважное, угнетали вести с фронтов. Да и в делах наступила какая-то пауза. Шёнгаузен молчал после провала Потомка. Никаких поручений. Что это — недоверие? Придется прекратить игру? Стало сдавать здоровье. Он плохо себя чувствовал и сегодня ожидал врача.
Пришел почтальон. Письмо от Лиды. Яков удобно расположился в кресле и стал читать. Теплое, хорошее письмо. Лида разделяла его нетерпение и буквально считала дни, оставшиеся до встречи. Обещали отправить на Родину в сентябре этого года. Лида писала, что ее семья эвакуировалась из Москвы в Новосибирск. Туда выехала мать с больным отцом, с ними поехала сестра Лиды, студентка университета. Все они тоже советуют Лиде возвращаться домой поскорее. Прочтя письмо, Яков задумался. Какой-нибудь месяц остался до встречи. Он окинул внимательным взглядом комнату. Надо подготовиться к приезду Лиды. Нужна уборка. Из-за событий последних месяцев он запустил квартиру.
Неожиданно раздался звонок в прихожей. Яков подумал о том, что вернулся почтальон, который забыл отдать газеты. Каково же было его удивление, когда в открытую дверь юркнул краснолицый тип с наголо обритой головой и в очках. Яков внимательно всматривался в лицо вошедшего, не узнавая.
— Не узнаете? — спросил тот.
Услышав этот вкрадчивый голос, Яков сразу узнал нежданного гостя.
— Ходжа Али, откуда вы взялись?
— Аллах привел увидеться опять, агаи Сергеев, Дела случились, вот и послали сюда.
— Кто же вас послал?
— Те, что и вас.
— Садитесь, Ходжи Али, рассказывайте. Побрили голову, надели очки — и вас не узнать.
— Есть кое-какие друзья здесь. Не хочу, чтобы они проведали о моем приезде.
Якову было все ясно: Ходжа Али явился для проверки, Шёнгаузен решил убедиться, так ли все обстояло, как сообщил Сергеев.
— Что рассказывать? Самое страшное миновало, — сказал Ходжа Али, располагаясь на диване. — На старости лет заставили прыгать с парашютом. Через границу перейти сейчас трудно. Показали парашют, как обращаться с ним, а через несколько дней говорят: «Сегодня ночью сбросим тебя на русскую землю. Пробных прыжков делать нет возможности». Я умолял майора Геккерта разрешить перейти границу по земле, обещал так пройти, что ни один шайтан не заметит. «Нет, — говорит, — не можем рисковать».
— Так и пришлось прыгать? — улыбнулся Сергеев. Но мысли его работали в другом направлении. Что скажет эта лиса?
Ходжа Али даже закрыл глаза при воспоминании о перенесенном страхе.
— Подвели к двери самолета, открыли, образовалась темная дыра, и говорят: «Прыгай». Что делать? Прыгнул, словно в объятия дьявола. Будто во сне, падаю в пропасть. Думал, сейчас потеряю сознание. Хорошо, раскрылся парашют. Сразу стало лучше, но боязнь, что парашют испортится и я полечу как камень, не давала покоя, пока ноги не коснулись земли. После того как избавился от парашюта, лежал, наверное, больше часа, пока не пришел в себя окончательно.