Чекисты. Книга первая

Лукин Александр Александрович

В углу Алексей увидел еще одного человека — седого кряжистого, в потертом пиджаке, по виду рабочего.

— Спасибо, — сказал Оловянников, — можете идти. — Когда связной и женщина вышли, он взглянул на Алексея, приветливо щурясь из-за очков. — Как дела, херсонец?

— Какие дела? — хмуро сказал Алексей. — Для таких дел незачем было из Херсона уезжать, восемь дней баклуши бью.

Оловянников усмехнулся.

— Ничего не поделаешь, приходилось выжидать. Садись. Как чувствуешь себя? Нашему брату отдых на пользу не идет, это уже доказано.

Привыкнешь к неспешному существованию, и что-то в тебе ослабевает, размягчается, а после все как будто внове. Замечал?

— Нет. Опыта такого еще не было, — сухо ответил Алексей.

— Ты, я гляжу, совсем на нас разобиделся, — засмеялся Оловянников. — Ну ничего, дорогой товарищ, теперь работы хватит, можешь быть спокоен. Давай, Василий Сергеевич, рассказывай все по порядку.

— Ты все помнишь, что я тебе тогда говорил? — спросил Инокентьев.

— Помню.

— Насчет агента, которого мы ждали из-за кордона, и все остальное?

— Да.

— Так вот, агент прибыл. Второй день здесь… Не спеши вопросы задавать, сейчас все узнаешь. Раньше мы предполагали агента перехватить и послать тебя вместо него. Но в последний момент оказалось, что он приезжает уже второй раз. Значит, подменять нельзя: верный провал. Словом, обстоятельства неожиданно изменились… — Инокентьев повернулся к сидевшему в углу человеку. — Двигайся ближе, Валерьян, — сказал он ему, — докладывай все сначала.

Как менялись обстоятельства

Некто, по имени Григорий Павлович Рахуба, прибыл в Одессу морем. Высадили его в районе четырнадцатой станции Большого Фонтана, и день он отсиживался в колючих зарослях на берегу. Ночью Рахуба пробрался в город на явочную квартиру. Хозяин явки, по профессии наборщик, Валерьян Золотаренко скрывал его у себя весь следующий день, а в сумерки повел на новую явку.

И вот по дороге с ним приключилась неприятность, грозившая в те годы каждому, кто осмеливался совершать ночные прогулки по Одессе.

На темной улочке, возле Греческого базара, куда по заранее намеченному плану Золотаренко привел Рахубу, их окружили какие-то люди. Один из этих людей, в надвинутой до бровей кепке, осветил их фонариком.

— Кто такие? — спросил он удивленно. — Куда вы собрались, уважаемые? Что вам дома не сидится?

Он вел себя, как блатной, этот человек.

Золотаренко оттер Рахубу плечом.

— Добрые граждане! — сказал он проникновенно. — Отпустите с миром, доктора веду к жинке, помирает совсем.

— Доктора?..

Светя фонариком, человек в кепке оглядел прочные сапоги Рахубы, его синюю куртку военного покроя, в отворотах которой виднелась мятая украинская рубаха, и широкие, слегка обвислые плечи.

— Что ты мне вкручиваешь? — проговорил он. — Какой же это доктор! Или я докторов не видел?

— Я действительно врач, — сказал Рахуба, — недавно из армии.

— Ой ли! — Человек в кепке недоверчиво покачал головой. — А что у вас в карманах, гражданин доктор? Может быть, что-нибудь стоящее?

Так лучше отдайте мне, а то вас непременно ограбят: Одесса — это такой город!

— Есть немного денег, — сказал Рахуба. — Возьмите, если надо.

Он достал из карманов несколько бумажек. Не взглянув на деньги, человек в кепке шагнул ближе и вдруг привычным движением провел ладонями по груди Рахубы.

— А это что такое? — спросил он, нащупав что-то плотное под сукном куртки.

— Пусти, это инструмент, — ответил Рахуба.

— А ну покажь! — потребовал тот.

И тогда, резко стряхнув с себя его руки, Рахуба бросился а сторону. Дальнейшее происходило быстро и в полном молчании. Кто-то успел подставить Рахубе ногу, он растянулся на земле, а когда вскочил, на него накинулись сразу трое.

Рахуба отбивался отчаянно. Это был недюжинно сильный человек, и драться он умел. В темноте слышались хриплое и прерывистое дыхание, тупые шлепки ударов.

В самый разгар потасовки кто-то крикнул:

— Облава!

И вслед за тем на соседней улице пронзительно затрещал милицейский свисток.

В одно мгновение улица опустела: нападающие будто испарились.

Золотаренко подскочил к Рахубе.

— Бежим! Скорее!..

Рахуба сидел на мостовой, держась за колено. Он хотел было встать, но тут же, охнув, снова опустился на землю.

— Нога…

Свистки приближались. Подхватив Рахубу под мышки, Золотаренко оттащил его в ближайшую подворотню. Мимо, тяжело дыша, протопали милиционеры. Когда шаги их затихли в стороне Греческого базара, Золотаренко встревоженно зашептал:

— Как бы не вернулись! Идти-то вы сможете?

— Далеко еще?

— Далеко! До Пересыпского моста.

Рахуба, кряхтя, растер колено. Отдышавшись, он поднялся и, держась за стену, сделал несколько шагов.

— М-м, дьявольщина!.. Нет, не дойду!

— Куда же теперь? — растерянно шептал Золотаренко. — Мне вон тоже руку рассадили, пиджак в клочья!..

— Дай плечо — опереться, — проговорил Рахуба, — назад пойдем! — И он выматерился сквозь зубы, кляня одесских налетчиков и собственное невезение.

Так, в самом начале своего рейда, эмиссар белогвардейского “Союза освобождения России” был вынужден прочно осесть на квартире наборщика Валерьяна Золотаренко.

Нога Рахубы отекла и болела нестерпимо.

— Должно, трещина у вас в кости, — высказал предположение Золотаренко. — Хотите, врача позову? Есть один по соседству. Скажем, родственник приехал…

Рахуба отказался. Боль пугала его меньше, чем разоблачение.

Он сидел в тесной кухонной кладовке, прикладывал к ноге холодные компрессы. Встрепанный, обросший черной щетиной, он удивительно напоминал попавшего в капкан зверя…

Вечером он велел Золотаренко сходить к руководителю его “пятерки” и, если будет возможно, привести его сюда.

Золотаренко ушел и через два часа ввалился в кладовку, бледный, с искаженным лицом, не сел — рухнул на топчан. Придя в себя, рассказал следующее.