Чекисты. Книга первая
Шрифт:
На другой день к Нате в лабораторию пришел длинный бесцветный немец, переводчик СД.
— Шеф интересуется, как идут дела.
Через час Нанетта докладывала гауптману Грюсту:
— Окипная дружески расположена к немецким властям. По-моему, не имеет смысла терять времени на ее разработку.
И она подробно рассказала о вечеринке у Раи.
— И все же продолжайте наблюдать, — выслушав ее, сказал немец.
Третьего мая Рая пела в “Кармен”.
— Хочешь пойти? — спросила она Нату.
— Конечно!
В ложе Ната сразу
— Знакомьтесь, — сказала Рая, — Ваня, поклонник моего таланта и будущее светило медицины.
— Великовозрастный студент, — пошутил Ваня.
“Пожалуй, действительно великовозрастный”, — подумала Нанетта.
— Медицина — новая профессия Вани. Раньше он был учителем, кажется, под Харьковом. Так, Ваня? — вставила Окипная.
“Для провинциального учителя ты недостаточно прост”, — отметила Нанетта и в тон ему сказала:
— Сейчас мы все меняем специальности. Я ведь врач, мое дело лечить. А вот работаю в лаборатории…
В следующем антракте они походили по фойе. Ната рассказывала о себе: вся жизнь в детях — их у нее трое — и в работе. Нигде не бывает. С немцами старается не встречаться.
— Вы единственная моя знакомая, — сказал Иван, — которая избегает немцев, — и, засмеявшись, добавил: — А вот Рая — та без них просто жить не может…
— Среди друзей Окипной лишь один украинец — некий студент медицинского института Иван, — докладывала шефу Нанетта.
— Продолжайте наблюдать, — снова распорядился Грюст.
День за днем втиралась Нанетта в доверие к Раисе. Вместе ходили к портнихе, по магазинам. По просьбе Раи Нанетта принесла ей химикаты, раздобыла медицинскую справку об освобождении ее друга-студента от занятий. Однажды даже предложила ключи от своей пятикомнатной квартиры.
— Я вижу, тебе нравится мой коллега-медик. Встречайтесь у меня.
Рая улыбнулась, ничего не сказала, но ключ взяла.
Все, что удалось узнать Нанетте за это время, — фамилию студента: Кондратюк.
— Обязательно выясните адрес, — коротко распорядился Грюст. — Доложите через два дня.
Иван и Рая обычно приходили к Нанетте днем, когда та была на работе, и через час—другой уходили. Тонкими уловками, хитрыми вопросами старалась Нанетта вытянуть адрес Ивана или хотя бы какие-нибудь его координаты. Но это ей не удавалось. Через несколько дней она явилась в гестапо. Переводчик Ганс, встретив ее у входа в кабинет, предупредил:
— Адрес узнала? Нет? Лучше не попадайся шефу под руку…
Грюст разозлился:
— Студент с такой фамилией институт не посещает! Установите наконец, где он живет, с кем поддерживает связь! Без этого не являйтесь ко мне!..
Нанетта устроила у себя вечеринку. Повод? Десять лет со дня окончания института. Пригласила Раю, Ивана и их друзей — красавицу-блондинку
— А что-нибудь немецкое? — спросил утром гауптман.
— Нет, — покачала головой Нанетта, — немецкого не пели.
Ничего нового она не узнала.
А Иван продолжал свою опасную работу. Вместе с Митей он составил план диверсий. Часто он приходил домой веселым, говорил Марии Ильиничне:
— Ну, Марийка, наши не дремлют! Сегодня кто-то утопил на Днепре полицейские катера…
И она догадывалась, что “кто-то” был Максим и его товарищи-боевики.
Иван достал номер “Правды”. Он решил выпустить листовку, изложив в ней содержание передовой статьи, обращенной к населению оккупированных территорий. Несколько дней вместе с Раей они печатали листовку на квартире Наты.
Как-то днем та заглянула домой, чтобы уточнить, что делают Иван и Рая в ее отсутствие. За дверью что-то тихо говорили, потом она услыхала приглушенный металлический стук, словно тяжелые капли падали в ведро. Она прильнула к двери. Легкий шорох. Рая о чем-то спросила Ивана. Тот негромко ответил. Тишина. “Целуются”, — подумала Ната и снова услыхала, как падают капли. И тут она поняла: работает пишущая машинка.
Когда под вечер она пришла домой, Иван все еще был там. Посидели немного поговорили, и он решил осторожно ввести ее в курс дела.
— Ты говорила, что хотела бы помогать партизанам, — сказал он, внимательно глядя ей в глаза. — Так вот, мы здесь, у тебя, печатали листовку — воззвание к людям, которых отправляют в Германию. Мы написали, что все обещания немцев — обман, что в Германии их ждет каторга, что Коммунистическая партия обращается к людям с призывом уходить в подполье, в леса, к партизанам.
И он протянул ей номер “Правды”.
— Что ты делаешь, Иван! — хотелось крикнуть нам, когда мы читали в “Деле Максима” отчет об этом эпизоде. — Берегись! Сейчас, когда ты беседуешь с ней, в тюрьме умирает ее муж — украинский журналист, коммунист, подпольщик, а в это время к ней на свидание приходит гестаповец Шарм — тот самый, который на допросах истязает ее мужа. Скоро она станет особо доверенным агентом СД в Виннице, а потом в Судетской области.
Наверное, все это было куда сложнее, чем представляется нам сегодня по документам…
— Ну и попадет тебе сегодня, — сказал Нанетте переводчик Грюста.
Она усмехнулась и прошла мимо.
Гауптман смерил ее холодным взглядом:
— Где живет Иван?
— Скоро узнаю, — поспешила ответить Нанетта и доложила о “Правде”, о листовке.
Грюст подскочил на стуле.
— Я не ошибался относительно “студента”! — просиял он. — Это крупная партийная птица! Что же, поспешим… Еще, пожалуй, скроется.