Чёлн на миллион лет
Шрифт:
Наконец они прошли. Катя опустила бинокль и принялась шарить по квартире, пока не наткнулась на Петра. Он сидел; должно быть, уснул от слабости, но довольно было легкого прикосновения, чтобы он сразу подскочил.
— Немцы направились в Крутой яр, не иначе, — шепнула она ему на ухо. — Этой дорогой только туда и попадешь. Если бы они хотели завязать бой у кургана, то повернули бы на восток, и я бы их прозевала.
— Что же они затевают?
— Не знаю, могу лишь догадываться. Это наверняка какая-то часть общего наступления. Обстрел, а может, даже танковая атака с фланга должны отвлечь внимание на себя. Тем временем это подразделение закрепляется
— То есть ты хочешь сказать, что нас выбьют из города?
— Ну нет, одного Крутого яра для этого мало. — Есть же прямой приказ Сталина. Здесь, в городе, который он переименовал в свою честь, мы должны выстоять. Если надо будет, то умереть, но не отступить ни на пядь. Так она подумала, а вслух произнесла: — Но мелочей на войне нет. Если пропустим их в Крутой яр, то заплатим потом сотнями жизней. Ради этого меня сюда и послали. Надо вернуться и доложить.
Она почувствовала, как он вздрогнул. Но ответил бодро:
— Что ж, идем!
Кате померещилось, что ей на горло легла ледяная рука покойника. Пришлось дважды сглотнуть, прежде чем удалось выговорить:
— Вместе нельзя. Сведения чересчур важны. Тут скоро фрицы будут кишмя кишеть. Я-то одна проберусь незаметно, опыта мне не занимать. А ты уж сам как-нибудь. Выжди здесь до… скажем, до завтрашнего вечера, пока не станет чуточку поспокойнее.
— Нет! — напряженно выпрямившись, отозвался он. — Мои товарищи бьют врага, а я буду прятаться за их спины? Однажды я удрал с поля боя. Больше ни за что.
— Да какой от тебя прок с такой раной?
— Могу подносить патроны. Или… Катюша, а вдруг ты не дойдешь? А мне, к примеру, невероятно повезет, я дойду и сообщу куда надо. — Он то ли рассмеялся, то ли всхлипнул. — Пусть у меня лишь самый крошечный шансик, но мало ли что, никто ведь наверняка не знает…
— Боже! Что за ерунду ты несешь!
— Ты же сама сказала, что на войне мелочей нет. Воистину — брось в печь самую никчемную железку, и она сплавится с другими в несокрушимую сталь.
— Петенька, я ни минуты медлить не могу. Дай мне, скажем, полчаса, чтоб я успела уйти подальше, а уж потом ступай сам. Сосчитай, например, до…
— Я знаю старинные песни, и сколько они длятся. Буду мысленно их распевать. И думать о тебе, Катенька.
— Теперь вот что, — она швырнула на диван что-то неразличимое во тьме. — Тут еда и вода. Тебе нужны силы. Не спорь, и слушать не стану — я-то не ранена! Храни тебя Господь, паренек.
— Мы еще встретимся. Ведь встретимся? Ну скажи, что встретимся!
Вместо ответа она охватила руками его шею и прижалась ртом к его горячечным губам — на короткое мгновение, на долгую память. Потом отступила назад, а он продолжал стоять остолбенев. Его дыхание во тьме овевало ее порывами теплого ветерка — дуновение весны среди грохота орудий.
— Береги себя, — сказала она, подхватила винтовку и ощупью двинулась к выходу.
Вниз по лестнице.
На улицу.
Где-то слева ревели танки. Решатся ли немцы на ночную атаку? Нет, скорее притворятся, что атакуют, — но судить трудно: она же не тактик, а простой снайпер. Красные всполохи прорисовывали скелеты зданий, сотрясающая землю дрожь ощущалась даже сквозь подошвы сапог. Ее задача ясна — доставить сведения,
Или выжить? С какой стати она впутывается в жестокие бессмысленные игры смертных? Зачем она здесь?!
Скверик впереди, кусочек открытого пространства среди иззубренных стен, тускло светился белизной нетронутого снега. По левую руку высилось одинокое дерево, а от остальных сохранились лишь пни да щепки вокруг большой воронки. Катя обогнула сквер по периметру, стараясь держаться в тени. Точно так же придется огибать овраг, затем с предельной осторожностью перебраться через железную дорогу на пути к химкомбинату. Весть непременно должна дойти до командования.
Петр вряд ли доберется до своих. Что ж, если ему не суждено дойти, то он хоть остановит собой одну-две пули, которые иначе могли бы достаться боеспособному воину. Но если он каким-то чудом и уцелеет — Богородица милосердная, спаси его и сохрани! — все равно встретиться им больше не суждено. Как две снежинки во время вьюги, мятущейся по степи, они столкнулись на миг — но сведет ли их вьюга снова?
По ее инициативе — нет, никогда. Скоро ей опять менять имя и документы. Когда по миру гуляют Четыре Всадника Апокалипсиса [41] , поменять биографию не составит большого труда. Все равно с казаками Кате больше не по пути.
41
Чума, война, голод и смерть.
Но сперва…
Орудия грохотали все громче. Когда Катя доставит сведения, фронтовая артиллерия поведет огонь по Крутому яру и выбьет оттуда немцев, не дав им окопаться. Как же иначе, пока идет война?
Так не умолкайте же, пушки! Обрушьте на голову врага гнев Дажбога и Перуна, святого Георгия-победоносца и святого Александра Невского. Мы выстоим. Злу, прошагавшему через всю Европу, дальше не пройти. Пусть нас ведет в бой имя чудовищного тирана — сейчас это неважно. Тем более что на самом деле мы защищаем вовсе не его. Некогда Сталинград был Царицыном. В будущем он получит еще какое-нибудь новое имя. Но сейчас лучше всего думать, что мы стоим стеной в Городе Стали.
Стоим — и выстоим, и победим, и дождемся дня подлинного освобождения!
Глава 18
СУДНЫЙ ДЕНЬ
1
На первый взгляд здесь все осталось по-прежнему, будто полстолетия пролетели как один день. Вечный лед вершин сверкал белизной на фоне бездонного голубого неба; воздух был настолько прозрачен, что казалось — можно прикоснуться к белоснежным пикам рукой, хотя до гор было никак не менее пятидесяти миль. Проселочная дорога, по сути тропа, шла то в гору, то под гору, причудливо петляя в сумраке леса среди могучих кедров и растопыривших узловатые сучья диких фруктовых деревьев, в ветвях которых беспечно резвились макаки. И вдруг тропа вынырнула на простор долины, ярко зеленеющей после недавних дождей. Там и тут в беспорядке были разбросаны валуны и даже целые каменные площадки; среди них мирно паслись овцы и прочий скот. На крохотных террасных полях росли кукуруза, щирица, гречиха, ячмень, картофель. Солнце, склоняющееся к закату, набросило на окрестные горы пурпурный флер; от вершин потянулись тени, четко прорисовывая каждую складку почвы. Воздух был терпким, ароматы зелени смешались со свежестью близких снегов.