Человеческая гавань
Шрифт:
— Нет — нет, — сказал Симон поспешно, — я просто говорю, что тут очень по — разному относятся к людям.
— Если бы тебя не было тут три года, то и тебе накрыли бы в гостиной.
Симон почесал подбородок:
— Ну, это легко можно устроить.
— Тогда я пойду и утоплюсь, сам понимаешь.
Отец Андерса однажды назвал Симона и Анну — Грету парой комиков. Несомненно, в этих словах была доля истины. Они как будто играли некий спектакль — на одну и ту же тему, но спектакль тем не менее был все время разным.
Анна —
— Насколько я понимаю, у тебя дома никакой еды нет?
— Извини, я…
Анна — Грета фыркнула:
— Успокойся. Я не это имела в виду. Ешь, ешь. Просто мы должны поговорить и о делах.
— Дрова, — подхватил Симон, — как у тебя с дровами?
Было решено, что Андерс возьмет с собой пакет с едой, затем он и Симон поедут и закупят продуктов, а потом Андерс разберется со своей лодкой. Проблема была решена.
Андерс извинился и вышел на крыльцо покурить. Он сел, закурил сигарету и стал смотреть на сливовые деревья Анны — Греты. На ветках висели зрелые плоды. Он думал про Хольгера и его жену, про море, про якорь на церковном дворе в Нотене, Майю. Это странно, что… что никто…
Когда он вернулся, стол был уже убран, а кофе налит. Симон и Анна — Грета сидели, близко склонившись друг к другу. Андерс стоял и смотрел на них.
Вот так выглядит любовь. Два человека встречаются, и между ними возникает любовь, и она становится отдельным существом, которое диктует свои условия.
Как это происходит?
Андерс опустился в кресло. Симон и Анна — Грета нехотя оторвали взгляды друг от друга.
— Хорошо подышать свежим воздухом, да? — сказала Анна — Грета.
Андерс кивнул. Анна — Грета никогда не упрекала его по поводу курения напрямую, но ее намеки были искусны и разнообразны.
— Я вот о чем подумал… — начал Андерс, — что, если поговорить об этом с Хольгером? Что он об этом скажет?
Анна — Грета ухмыльнулась:
— Если ты хочешь спросить о чем — то Хольгера, то он, несомненно, ответит тебе, что в неудачном улове трески виноваты исключительно жители Стокгольма.
— Это да. Но я не об этом. Я про… Майю.
Симон и Анна — Грета смотрели на него, не двигаясь. Андерс продолжил:
— Понимаешь, я все время думаю… Были мы, родители и ребенок. Ребенок исчезает без следа. Ясное дело, в этом виноваты родители. Кто же еще? Конечно родители.
Симон и Анна — Грета переглянулись. Анна — Грета протянула руку через стол и погладила руку Андерса:
— Ты не должен так думать. Пожалуйста.
— Но ведь так и было. Она исчезла. Как это могло произойти? И почему же… почему никто об этом не говорит? Никто нас не упрекал? Почему все принимают это как нечто естественное?
Симон подпер голову рукой и нахмурился. Анна — Грета смотрела
— Просто люди уважают чужое горе.
— А Хольгер? — спросил Андерс. — Его жена утонула, и Симон говорил мне, что многие люди стали его подозревать. А Майя… Полиция задавала вопросы, конечно. Но здесь никто ничего не сказал! Никто!
Симон допил кофе и аккуратно, стараясь не нарушать молчание, поставил чашку. Порыв ветра за окном поднял листья в воздух.
— Это действительно странно, — сказал Симон.
Анна — Грета подвинула кофейник ближе к Андерсу.
— Но это зависит от того, о ком идет речь, — сказала Анна — Грета, — тебя знают все, потому что ты тут вырос. И все знают, на что ты способен, в отличие от Хольгера.
Андерс налил себе еще полчашки кофе. Он не был уверен, что она права. Но он сказал:
— Да. Может быть.
Они заговорили о другом. Нужен ли ремонт Смекету, и если да, то какой именно. Андерсу не хотелось вставать и идти домой. Кроме холодного дома, его никто не ждал. А тут было так хорошо.
В разговоре наступила пауза, он откинулся на спинку стула, скрестил руки на животе и посмотрел на Симона и Анну — Грету:
— Как случилось, что вы встретились? Когда?
Симон и Анна — Грета одновременно улыбнулись. Они посмотрели друг на друга, и Симон покачал головой:
— Это долгая история.
— И что? — спросил Андерс. — Мне нельзя ее узнать?
Анна — Грета выглянула в окно. Небо было пасмурным, по заливу скользили серые волны. Она нахмурилась, погладила Андерса по голове и спросила:
— Что ты знаешь о своем дедушке?
ЛЮБОВЬ В ШХЕРАХ
Ты готов со мной подняться
На вершину той горы?
В путь, нам бездны не страшны!
В путь, нам нечего бояться!
На Думаре есть две особенные бутылки. Одна стоит в старом сарае Натана Линдгрена и будет стоять там до тех пор, пока его родственники не разберут в этом сарае всякое барахло и не найдут ее. Вторая является собственностью Эверта Карлсона.
Эверту почти девяносто, и он хранит эту бутылку вот уже тридцать лет. Никто не знает, каков этот дешевый напиток в бутылке на вкус, и никто этого не узнает, пока Эверт жив. Он не собирается открывать ее. Бутылка и то, что в ней, — это уже история.
Вот почему Эверт сохранил ее: если появляется какой — то чужак, который не знает этого рассказа, Эверт достает бутылку и говорит: «Ты слыхал про контрабандный спирт Анны — Греты? Нет? Ну как же? Тогда слушай…»