Человеческое тело
Шрифт:
— Чедерна?
— Чего?
— Помнишь дом, в который мы вломились вчера?
— По-твоему, это дом? Да это же выгребная яма.
— Может, не надо было так к ним врываться? Выломали этим бедолагам дверь.
— Это ты выломал им дверь.
— Ладно, какое это имеет значение.
— И вообще наплевать на эту дверь.
— Обычная семья.
— Да что ты несешь? Ты-то откуда знаешь? Эти подонки талибы здорово умеют маскироваться. Может, у этого мужика из задницы торчал запал динамита, а мы даже не заметили.
— Маттиоли
— Тот отказывался идти.
— Он испугался.
— Слушай, целочка, что на тебя нашло? Жалко стало? Знаешь, они этим здорово пользуются. Тем, что ты чувствуешь себя виноватым. Сначала глядят на тебя жалобно, а потом стреляют.
Йетри все равно до конца не убежден. Ему кажется, что они нарвались на семью бедняков. Он снова начинает отжиматься, хотя боль в спине еще не затихла. Поворачивается на девяносто градусов — то направо, то налево, чтобы укрепить боковые мышцы.
— А ты видел, как они относятся к женщинам? — спрашивает Чедерна.
— Это тут при чем?
— Старик, пятки не задирай! Очень даже при чем.
— У них другая культура.
— Слушай, мне эта песня про другие культуры надоела! Если культура дерьмовая, значит, она дерьмовая, и точка. Ничего не попишешь. Это как японская кухня.
— Японская кухня?
— Неважно. Кто-то ведь должен принести варварам цивилизацию, рано или поздно. Если не получается по-доброму, придется нам постараться. Эй, пятки-то не задирай!
Силы у Йетри на исходе. Осталось отжаться еще двенадцать раз.
— Не уверен, что мы здесь ради этого, — не сдается он, сжимая зубы.
— А ради чего же еще? Прикинь, если бы твою мать заставили носить паранджу. Я тебе точно говорю, арабы еще хуже китайцев. И евреев.
Они меняются местами. Йетри пытается вообразить мать, закутанную с головы до ног в длинное черное одеяние. Особой разницы по сравнению с тем, как она одевается, нет. В голове у него вертится один вопрос, но задать его он не решается. Всякий раз, поднимаясь, Чедерна выдыхает ему в лицо. Черт, какой же он сильный, такого еле удержишь! Вытатуированный у Чедерны на животе портрет краснокожего то сморщивается, то расправляется. Йетри все же не выдерживает:
— Слушай, можно тебя кое о чем спросить?
— Валяй, целочка!
— Что именно означает «еврей»?
Чедерна наморщивает лоб, не прекращая качать пресс.
— Что за дурацкий вопрос?
Йетри начинает оправдываться:
— Да нет… Просто ты упомянул евреев, и я… я просто спрашиваю…
— Идиотский вопрос. Еврей — это еврей, нет?
Ну вот, он покраснел. А ведь знал, что не надо было раскрывать рта. У него давно уже закрались сомнения, правильно ли он делает — он и сам не знает отчего, но только всегда как-то само собой выходит, что он раскрывается перед Чедерной. Всякий раз наступает на те же грабли.
— Я знаю, — говорит
Чедерна останавливается, тяжело дыша. Опираясь на предплечья, приподнимается. Сплевывает в сторону, потом задумчиво глядит на небо.
— Надежных способов узнать нет, — говорит он, — просто знаешь, что перед тобой еврей, и все тут. — Ему приходит в голову какая-то мысль, глаза на мгновение загораются. — Ну, и по фамилии ясно.
— По фамилии?
— Конечно. Например, этот, как его… Леви. Это еврейская фамилия.
— И все? По фамилии?
— И все, а чего еще? А ты как думал?
Чедерна снова принимается качать пресс. Йетри чувствует, как у него под ладонями натягиваются, а потом ослабевают сухожилия Чедерны.
— Ни фига ты не знаешь, целочка.
— Чедерна!
— Ну?
— Пожалуйста, не зови меня целочкой! Я тебя очень прошу.
— И не мечтай.
— Ну хотя бы перед другими.
— Перестану, когда ты перестанешь быть целочкой, целочка!
Йетри покусывает губу.
— А кстати, — говорит он.
— Чего?
— Так, ничего.
— Ладно, ты уже начал. Выкладывай!
Проклятие, он никак не может сидеть, закрыв рот! Ну почему Чедерна так ловко умеет развязать ему язык? Однажды Йетри уже попался, когда рассказал про девушек, и сейчас он чувствует, что делает еще один неправильный шаг, но остановиться не может.
— Как ты относишься к Дзампе?
Чедерна резко останавливается.
— Хо, хо, хо! Интересно! А ты зачем спрашиваешь?
— Так, из любопытства.
— Целочка влюбился в товарища по оружию!
— Тихо ты! Ты чего, я серьезно спрашиваю.
На лице Чедерны вновь появляется философское выражение, с которым он только что рассуждал про евреев. Йетри бесит, когда тот так себя ведет.
— Дзампа… Сиськи у нее ничего. А лицо некрасивое. И вообще, если женщина пошла служить в армию, значит, с ней что-то не так.
— Не знаю, — Йетри колеблется, засмущавшись, как мальчишка, — мне она вроде нравится. С ней интересно, вот.
— Ну, брат, ты и вляпался!
— Почему?
Чедерна уже сидит рядом с ним, вытирая майкой подмышки. Помимо индейца, у него цветные татуировки на бицепсах и еще одна, маленькая, на шее — наверное, делать ее было жутко больно. Каждая татуировка что-нибудь означает, связана с каким-то событием или воспоминанием, спроси его — Чедерна будет рад-радешенек объяснить. Некоторое время он молчит, чтобы помучить Йетри, а потом отвечает:
— Потому что она лесбиянка, понятно?
Йетри опускает голову. Лесбиянка! Да как же так? Все лесбиянки коротко стриженные, а у Дзампы длинные золотистые волосы.