Человек-амфибия (повести)
Шрифт:
Жена Лаврова, Варвара Николаевна, каждый день справлялась по радио о муже, хотела приехать с дочерью, но Сугубов отговаривал.
— На работе и дома вы сейчас нужнее, — сказал он. — Иван Александрович вполне обеспечен уходом, а за его здоровье отвечаю я.
Лечение электронаркозом протекало нормально, хотя Лавров терял в весе и деятельность его сердца немного ослабла. Сугубов худел гораздо быстрее. Лицо его побледнело, черты обострились, щеки втянулись, глаза от бессонных ночей покраснели. Нина просила его
— Несмотря на все наши знания, на совершенство наших регистрирующих аппаратов, на идеальный уход, мы не гарантированы от неприятных случайностей. Человеческий организм не открыл нам еще до конца всех своих тайн. Я не могу допустить ни малейшего риска и останусь на посту, решительно заявил он.
На восьмой день, однако, с ним случилось головокружение, и он едва не упал.
Оправившись, он нахмурился и сказал:
— Не люблю прибегать к латинской кухне, но иногда без нее не обойтись.
И он начал принимать лекарство и искусственно поддерживать деятельность нервной системы и головного мозга.
Нина знала, что со стороны яростного поклонника ортобиоза — правильной естественной жизни — это был огромный компромисс, граничащий с жертвой.
Наконец настал давно ожидаемый день, когда Сугубов позвал Нину.
— Думаю, теперь его пора будить.
Ток был выключен, аппараты унесены.
Нина с волнением и некоторой тревогой смотрела на побледневшее лицо Лаврова.
Скоро он шевельнул рукой, глубоко вздохнул, открыл глаза и проговорил:
— Однако как сладко я спал! — и усы его зашевелились от знакомой добродушной улыбки. Давно Нина не видала на лице профессора этой улыбки. Лаборатория унесла ее, а вот теперь улыбка вернулась. Это было хорошим признаком.
Лавров сел на кровати и без всякой враждебности посмотрел на Сугубова и Нину.
— Я, кажется, вчера наделал глупостей. И вообще за последнее время… Он мягко улыбнулся.
— Не будем говорить об этом, Иван Александрович, — поспешно возразил Сугубов. — Вот лучше выпейте-ка этого крепкого бульона.
Нина подала Лаврову приготовленную чашку.
— Гм, я, по-видимому, прихворнул? Впрочем, уже все прошло, и аппетит у меня отличный.
Он с удовольствием выпил бульон.
— Ну, а теперь расскажите, Леонтий Самойлович, почему вы так ухаживаете за мною.
Сугубов, уверенный в том, что Лавров вернулся к нормальному состоянию, рассказал все, не исключая электролиза.
Лавров сохранил память о всех прошедших событиях, начиная с того момента, когда впервые в лаборатории Дубльвэ подверг электризации свой мозг, и до бокала вина, который он принял из рук молодой женщины в этом доме. Но пережитые события принимали теперь иное освещение.
Слушая
— Благодарю вас, дорогой друг. Вы сделали то, что сделал бы я сам, если бы мы с вами поменялись ролями. Благодарю и вас, Нина. — И он дружески пожал им руки. — Теперь скорее в Ленинград.
— Иван Александрович! Летим вместе в моем субстратоплане. Он очень вместителен, — предложил Сугубов, не желая в пути разлучаться с Лавровым.
— А моя машина? — спросил Лавров.
— Ничего нет проще, — ответил Сугубов. — Дежурный механик аэропорта даст задание пилоту-автомату лететь на Ленинград, и ваш электроплан отлично долетит до ленинградского аэропорта.
Лавров согласился — он был в отличном настроении. Тепло простившись с радушными хозяевами, Сугубов, Лавров и Нина вылетели в Ленинград. В пути «друзья-соперники» — Лавров и Сугубов — по обыкновению завели научные споры, но в этих спорах Лавров не горячился и говорил с выдержкой и самообладанием. Не оставалось больше сомнения в том, что электронаркоз крепко подвинтил ослабевшие «тормоза» Лаврова. Из субстратоплана Лавров поговорил с женой.
— Не брани меня, старушка, — ласково сказал он, увидев в телевизоре знакомые черты. — Блудный сын возвращается в отчий дом. Через час буду у тебя, но сначала надо заглянуть в институт.
Лицо Варвары Николаевны выражало живейшую радость.
— Как я счастлива, что вижу тебя таким, каким ты был всегда! Приезжай скорее, поставлю самовар, попьем чайку.
— И с клубничным вареньем, — шутливо добавил Иван Александрович.
Лавров прошел в лабораторию Дубльвэ вместе с Сугубовым и Ниной.
— Вот она, злосчастная лаборатория, — сказал он. — Наделала бед. Уж не закрыть ли ее?
— Вы завтра же открыли бы ее вновь, — смеясь, ответил Сугубов. Знаете, я не сторонник вашего метода, но в умелых и осторожных руках профессора Лаврова лаборатория найдет себе отличное применение. Пути науки многообразны. И я буду первый аплодировать вашему успеху и вашим достижениям.
— Да, но все-таки, — немного грустно сказал Лавров, — с электризацией мозга неудача, еще раньше не удались опыты по регенерации. Это похоже на банкротство моей школы.
— Ну, вы еще не сказали своего последнего слова, Иван Александрович. Да и неудачи ваши относительны. Перед самым вашим пробуждением я получил известие, что ваша работа по регенерации тканей не пропала даром. Вы потерпели неудачу только потому, что сделали маленькую ошибку. Эта ошибка исправлена Старцевым, Горбовым, Алексеевым. Людям больше не придется пользоваться протезами. У них будут отрастать утраченные конечности. Без вас этот вопрос был бы, возможно, разрешен на десяток лет позже.