Человек без лица

– Благодарю! – Надежда приняла из рук официанта чашку кофе и улыбнулась.

Жизнь была прекрасна. Во-первых, суббота. И хотя Надежда Николаевна Лебедева уже больше года не тянула трудовую лямку, все равно по старой памяти радовалась выходным. Впереди два свободных дня, можно отдохнуть и все такое… Во-вторых, погода стояла на удивление теплая и сухая для середины ноября, солнышко несмело выглядывало из-за облаков, глаз радовали груды золотых листьев, собранных дворниками. И в-третьих, сегодня они с мужем идут в

театр. И не просто в театр, а на оперу. На «Трубадура» Джузеппе Верди. Дивная музыка, нашумевшая мировая премьера, поют редко бывающая в нашем городе знаменитая прима и заезжий итальянский тенор. Словом, супругов Лебедевых ожидает прекрасный вечер.

К тому же Надежда наконец узнает, в чем там дело с этим трубадуром. Известно же, что у этой оперы на редкость запутанный сюжет. Говорят, напротив знаменитого миланского театра «Ла Скала» есть кафе, где хозяин держит на виду бутылку шампанского, которую подарит тому, кто внятно перескажет сюжет оперы «Трубадур». Бутылка эта стоит там лет двадцать, и никто ее до сих пор не получил.

Кафе, где сидела Надежда, находилось также напротив театра. И захаживала сюда театральная публика, причем не актеры, а зрители. Очень удобно подождать опаздывающего спутника или перекусить перед спектаклем.

Надежда Николаевна ждала мужа. Хоть сегодня была суббота, муж, виновато отведя глаза, заявил, что ему надо немножко поработать. Причем не дома, а в офисе. Видя, что Надежда нахмурила брови, Сан Саныч прижал руки к сердцу и клятвенно пообещал только заскочить на работу (что-то ему надо было там проверить), после чего он поедет прямо в театр и встретится с Надеждой у входа.

Оттого-то Надежда и сидела теперь в кафе и пила отлично сваренный капучино, изредка посматривая на часы. Она давно уже знала, что муж ее – неисправимый трудоголик, так что не было смысла дуться и показывать характер, все равно он сделает по-своему.

Из окна кафе был виден вход в театр, куда стекались немногочисленные пока зрители.

От скуки Надежда Николаевна глазела по сторонам. Посетители заведения в основном были без спутников и, так же как и она, проводили время в ожидании.

Вот хорошо одетый солидный мужчина встрепенулся и взглянул на мобильный телефон. Затем просветлел лицом и заторопился к выходу. Надежда видела, как к нему подошла интересная женщина средних лет и ткнулась губами в чисто выбритую щеку. Этот дождался.

Вот встала из-за столика полная, слишком ярко одетая дама и пошла к выходу. После нее в кафе остался сильный запах приторных духов. Дама встретилась посреди дороги с такой же полной подругой. Они так шумно и долго приветствовали друг дружку, что на некоторое время перегородили движение легковых автомобилей.

Надежда вздохнула и взялась за телефон.

– Надя, – услышала она запыхавшийся голос мужа, – я уже выехал.

– Только сейчас? – удивилась она.

– Ну да, но там, понимаешь, такая история… ну неважно, ситуация уже стабилизировалась. В общем, я еду!

– Не волнуйся, будь повнимательней, я жду…

Надежда покачала головой и отхлебнула остывающий кофе.

Из кафе ушли еще двое посетителей, из прежних остались только Надежда и неприметный мужчина в

углу, который все это время упорно читал газету.

Сейчас он газету отложил, подозвал официанта и заказал еще кофе. Надежда рассмотрела этого посетителя повнимательнее. Не то чтобы она любила глазеть на посторонних мужчин, но делать было совершенно нечего, а Надежда Николаевна Лебедева от природы страдала чрезвычайной любознательностью, можно даже сказать любопытством.

Любопытство ее было весьма специфическим. Она, упаси бог, не подсматривала за соседями, не собирала сплетни и не пыталась вызнать маленькие житейские тайны у подруг. Нет, Надежда интересовалась исключительно криминалом.

Вот так вот, приличная, средних лет, можно сказать, интеллигентная женщина с высшим образованием обожала расследовать всевозможные криминальные истории.

Приохотилась она к этому занятию постепенно. Сначала совершенно случайно замешалась в такую историю сама, затем стала усиленно помогать многочисленным приятелям и знакомым (даже когда ее об этом не очень-то и просили, как утверждал в сердцах муж), потом малознакомым и совсем посторонним. За это время у Надежды Николаевны развилось поразительное чутье на криминал. Чувство это гнездилось глубоко в корнях волос. То есть как только Надежда ощущала в корнях легкое покалывание и волосы начинали шевелиться сами по себе – стало быть, она на верном пути.

Сейчас ничего такого не происходило, Надежде было просто любопытно, что за человек сидит в дальнем углу кафе. Однако одно то, что ее заинтересовал именно этот мужчина, говорило о многом.

Надежда незаметно передвинула свой стул так, чтобы, с одной стороны, лучше видеть посетителя, а с другой – не бросаться ему в глаза. Хотя на свой счет она могла быть спокойна – вряд ли мужчина ею заинтересуется настолько, чтобы уставиться во все глаза. И дело даже не в возрасте Надежды (что уж перед самой собой хорохориться!), а в том, что мужчина этот находился в кафе вовсе не потому, что ждал свою даму для похода с ней в театр.

Официант принес ему кофе, и мужчина, тут же расплатившись, вальяжно расселся на стуле и уткнулся в газету.

Так, Надежда мысленно загнула палец, сидит нарочито свободно, вроде бы никуда не торопится, отдыхает, а сам официанту тут же деньги за кофе отдал. Чтобы сразу уйти, если понадобится, парня не звать, не ждать, пока счет принесут. Это первое несоответствие.

Второе. Надежда уже давно тут сидит, а этот тип как в газету уткнулся, так и не отрывается от нее. Газетка тоненькая, бесплатная, он ее взял тут же, в кафе, у входа. Да что там так долго читать-то? Ничего интересного, одна реклама дешевых товаров.

И третье: ну никак этот тип, по мнению Надежды, не был похож на любителя оперы. А другие в это кафе и не ходили. Ну, еще балетоманы, конечно – театр-то оперы и балета. Но сегодня шла опера, и этот мужчина на нее явно не собирался. Потому что одет он был хоть и довольно чисто, но очень уж просто. Не джинсы, конечно, но брючата так себе, а пиджака и вовсе нет, свитерок какой-то темненький-скромненький, ботинки последний раз дня три назад чищены. Не для театра, в общем, одет. Стало быть, театр отметаем.