Человек без надежды

Куролесова Лариса

И прежде чем Сильвер успела продолжить мучиться угрызениями совести, она уже сидела напротив приятеля и с аппетитом уплетала свежие булочки, запивая их ароматным чаем.

— Как там Камилла? — откинувшись на подушку, поинтересовался Кароль. — Ее сильно задело?

— Не знаю, она вся в бинтах, — тут же помрачнела Силь. — Она с ног до головы в повязках, и доктора считают, что ей понадобится несколько операций для того, чтобы восстановить лицо и тело.

— Бедная девочка! — Стейн тоже изменился в лице. — Вот ей действительно досталось, а у меня — так,

ерунда, и упоминания не стоит! Она, наверное, ужасно переживает? Наша Кэм всегда была эстеткой, а теперь ей и в зеркало толком не посмотреться. Ну да ничего, мы ее быстро поставим на ноги — скинемся и отправим к лучшим пластическим специалистам…

— Она в коме, — с трудом выдавила Сильвер. — Пока не пришла в себя после операции. Доктор говорит, что… в общем, они не знают, когда он очнется и очнется ли вообще!

Она почти прокричала последнюю фразу, как будто ее произнесение должно было освободить Силь от какого-то страшного бремени. Но облегчения это не принесло — она по — прежнему чувствовала давящую тяжесть, навалившуюся ей на плечи еще вчера. Девушке казалось, что она неожиданно попала в какой-то фильм ужасов из тех, которые регулярно пересматривает «для вдохновения» Вероника Суздальцева, создающая по их мотивам леденящие кровь триллеры.

— Вот… — Кароль явно собирался выразиться как-то нелитературно, однако в последний момент, припомнив, с кем разговаривает, поискав синонимы и не найдя ничего приличного, промолчал, отхлебнув из чашки, поперхнулся и долго откашливался.

Сильвер выпрямилась в своем кресле и на правах частой гостьи этого дома, чтобы прервать тягостную паузу, щелкнула пультом витранслятора. На загоревшемся на стене экране тут же появилась жизнерадостная физиономия диктора одного из центральных каналов.

— …Итак, по уточненным данным в настоящее время трагедия в «ДиЭм» уже унесла девяносто восемь жизней, и не исключено, что этим не ограничится, — умеренная скорбь, которую он пытался продемонстрировать, плохо сочеталась с румянцем во все щеки и веселыми искорками в глазах. — Медицинская служба отказывается комментировать ситуацию, но многие родственники пострадавших уже не верят, что их близкие выживут. Вчерашний день отныне красной нитью вписан в историю «Одиннадцати» как один из самых страшных и скорбных моментов…

— Переключить? — спросила Силь у напрягшегося Кароля.

— Это по всем каналам, — он безнадежно махнул рукой с видом человека, уже пытавшегося избавиться от навязчивого «морока». — Бесполезно щелкать пультом — на «Одиннадцати» сейчас только одна новость, и она более чем печальная. «ДиЭм» у всех на устах, и вряд ли ситуация быстро изменится…

— …В память о погибших командор Кройчет объявил ближайшие три дня траурными, — послушно подтвердил слова Кароля диктор. — Наш корреспондент присутствовал на публичном выступлении командора.

На замерцавшем экране тут же появился большой официальный зал, в котором, как знали все на «Одиннадцати», Стефан Кройчет проводил встречи с гостями и прессой. Командор, сидевший за центральным столом, выглядел усталым и разом

постаревшим, и Сильвер, привыкшая видеть его по витранслятору воплощением спокойствия и бодрости, невольно подумала, что ему ведь, кажется, уже пятьдесят… Такие случаи, как вчерашний в «ДиЭм», правительству здоровья и радости не прибавляют. А на Кройчете лежит ответственность практически за все, что происходит и может еще произойти на «Одиннадцати».

Командор, несмотря на усталое лицо и печальные глаза, говорил спокойно и внятно. Он рассказал о том, что по поводу трагедии был созван Большой Совет, служба снабжения выплачивает пострадавшим и их семьям компенсации, а служба безопасности занимается тщательным расследованием несчастного случая, чтобы подобного не повторилось никогда в будущем. Ближайшие трое суток он назвал «днями скорби». Судя по лицам собравшихся в зале журналистов, они ожидали большего, но Кройчет, закончив краткую речь, просто поднялся и ушел, напоследок, стоя уже в дверях, лаконично попрощавшись.

— В данный момент служба безопасности уже пришла к первым выводам по поводу случившегося накануне в «ДиЭм», — затараторил вернувшийся на экран розовощекий диктор, по — прежнему старательно и безуспешно пытаясь выглядеть печальным. — Специалисты считают, что в клубе оказалась неисправна электропроводка. В вечернее время, когда нагрузка на них значительно увеличилась, старые провода не выдержали и разорвались, последовало короткое замыкание, в результате которого и произошел сначала взрыв, а затем — пожар…

— Звучит как приговор нашему Дэнни, — Кароль недоверчиво покачал головой. — Хотя все это очень странно!

— Дэнни умер, — Сильвер вздрогнула, вспомнив лицо хозяина «ДиЭм», остекленевшими глазами уставившегося в потолок. — Если его и привлекут к ответственности, то только посмертно.

На этот раз Кароль не сдержался и процедил сквозь зубы отборное ругательство. Подхватив пульт, он раздраженно щелкнул клавишей, и экран витранслятора послушно отключился.

— Прекрасная работа, господа из службы безопасности! — кривляясь, пробормотал он. — Свалить все на покойника — что может быть удобнее! Дэнни ведь уже никогда ни слова не скажет в свою защиту, так что на него легко повесить всех собак!

— Да нет, его вроде бы не обвиняют, — запротестовала растерявшаяся Сильвер, немного напуганная неожиданной вспышкой Кароля. — Наверное, эта проводка была где-то в стене, и Дэнни не мог ее слишком часто проверять. Ты же сам слышал, как командор сказал: «несчастный случай»!

— Вот что-то мне не верится, — Стейн, нахмурившись, пожал плечами. — Дэнни был редкостным педантом, так что в «ДиЭм» даже комар не мог бы пролететь без его ведома. Кроме того, когда мы только начали выступать в клубе, он несколько дней буквально по пятам за мной ходил, когда я выставлял аппаратуру. И все время повторял: «Не подпали „ДиЭм“, технарь, а то я сильно рассержусь!» Нет, такой человек, как Дэнни Монтего, не мог оставить без внимания ни сантиметра проводки! Что-то служба безопасности темнит с этим пожаром!..