Человек без собаки
Шрифт:
Более одиноко человеку быть не может, пробурчал Роберт про себя, выходя из ворот стадиона, — странно, эта мысль показалась ему утешительной. Словно бы он тонул, тонул — и наконец опустился на самое дно. Именно здесь и сейчас, декабрьской ночью на стадионе в Чимлинге.
Он достал мобильник. Без девяти минут два.
Остановился, глубоко вдохнул и зажег сигарету. Заглянул в пачку — осталось всего две штуки.
Она взяла трубку после третьего сигнала:
— Слушаю.
— Жанетт?
— Да, это я.
Она говорила трезво и уверенно, даже
— I’m your long lost lover and there’s snow on my hair..} — Он остановился и извинился. Откуда выплыл этот стих? — Это Роберт. Роберт Германссон. Я знаю, что время неподходящее, но никак не могу заснуть… и если ты все еще…
— Приходи, — просто сказала она. — Я тебя жду.
— Я не имел в виду, что…
— Просто приходи, — прервала она его. — Я тебя уже пригласила, и к тому же не спала. Ты знаешь, где я живу? Фабриксгатан, 26.
— Да. Ты говорила. А код?
— Девятнадцать — пятьдесят восемь… Ты где?
— На стадионе.
— На стадионе? Что ты делаешь на стадионе в два часа ночи?
— Гуляю. И подумал о тебе.
— Вот и замечательно. Оттуда не больше десяти минут. Я ставлю чайник. Или хочешь вина?
— Чай — это замечательно.
— All right. И то и другое. Жду тебя, Роберт. Девятнадцать — пятьдесят восемь.
Она нажала кнопку отбоя, но он по-прежнему слышал отзвуки ее голоса. Вдруг Роберту показалось, что он где-то слышал этот голос. Не только тогда, когда она неделю назад звонила ему в Стокгольм, а раньше, намного раньше… Сунул телефон в карман, щелчком отшвырнул недокуренную сигарету и решительным шагом направился на Фабриксгатан.
На ней не было ничего, кроме трусов и платья, — доступность почти стопроцентная. Но когда рука его проникла между бедер и коснулась нежной, мгновенно увлажнившейся промежности, Кристина встрепенулась и высвободилась из его объятий.
— Подожди, Хенрик, — прошептала она. — Нельзя терять голову. Мы не должны ранить других людей.
— М-м-м… — простонал Хенрик.
— Но если хочешь, пройдем этот путь до конца. Надеюсь, ты обратил внимание, что я женщина?
— Да… ты — женщина, — согласился он хрипло. — Поэтому…
Он сделал попытку продолжить любовную игру, но она оттолкнула его, встала и поправила платье и трусы. На часах пробило два, хриплый бой так и остался висеть в комнате как суровое напоминание о существовании другого мира, вне этого дивана. Тысячи, подумала Кристина, тысячи и тысячи парализующих обстоятельств работают против них… стоит только начать о них думать.
— Завтра ночью, Хенрик. Завтра вечером Якоб уедет в Стокгольм. Если захочешь, приходи в отель.
— А как…
— Кельвин? Кельвин не проснется. Не волнуйся… я хочу научить тебя кое-чему в любви. Самому главному…
— Боже
— Что ты не понимаешь?
— Мы сидим здесь… ты и я… Кристина?
— Да?
— Что значит «самому главному»?
— Искусству отсрочки. Сладкой боли оттягивания наслаждения. А сейчас разбежимся: мне пора в отель, к мужу и ребенку.
— Кристина, я…
Она приложила указательный палец к его губам, и он замолчал. Она взяла его руки в свои, поцеловала обе ладони и встала. Ее немного качнуло, но она овладела собой:
— Не провожай меня. Увидимся завтра.
Странный дождь… мелкий и в то же время сильный, словно мягкая текучая шапочка над головой, пришло ей в голову странное сравнение. Она шла по Йернвегсгатан. Среди обуревавших ее мыслей доминировали две.
Неужели и в самом деле племянник станет моим любовником?
И: добром это не кончится.
Третья мысль возникла, как только она открыла дверь в вестибюль отеля: я так распалилась с этим мальчиком, что должна немедленно разбудить Якоба и заняться любовью.
Уже двадцать минут третьего, но какое это имеет значение?
Глава 10
Карл-Эрик Германссон проснулся без четверти четыре — у него словно что-то щелкнуло в голове.
Раньше этого никогда не случалось. Никогда и ничего в голове у него не щелкало, и никогда он не просыпался среди ночи — обычно «спал как пень» до без четверти семь. И в выходные, и в будни.
Хотя какие теперь будни? Сплошные выходные. Придется научиться с этим жить.
Никогда уже не надо будет по утрам спускаться в гараж, доставать свой трехскоростной «Crescent» [27] и крутить педали: тысяча триста пять метров до школы в Чимлинге. Никогда уже не придется элегантным жестом выудить из кармана связку ключей, привычно найти нужный и жестом пригласить стайку невыспавшихся школьников в сто двенадцатый класс. Никогда уже не надо будет на память цитировать обращение Марка Антония к народу пятнадцатого марта сорок четвертого года до Рождества Христова.
27
«Crescent» — марка шведских велосипедов.
Сплошные выходные. Нескончаемый ряд утр, когда он может до полудня валяться в постели, а остаток дня посвящать чему угодно, что в голову взбредет. Райское существование после целой жизни упорного труда и освоения новых учебных планов.
Но почему он проснулся без четверти четыре? И что это щелкнуло у него в голове? И что это за странный шипящий звук? Хотя это, скорее всего, батарея отопления. Со стороны жены. Наверное, потихоньку подкрутила ее, как обычно.
И все же что-то случилось. Странное беспокойство. Никогда ничего подобного не было. Что это с ним?