Человек-часы
Шрифт:
— В статье говорилось о бутылке, помнишь?
– спросил Романенко и изучающе посмотрел на Гусева.
— Нет. В смысле сочетания алкоголя и полтергейста?
— Я серьёзно. Там говориться о пропавшей в гастрономе бутылке нового тёмного пива “Замок”. Она была коричневого цвета.
— Ну и что?
– с улыбкой спросил Гусев, внешне казавшийся совершенно спокойным, хотя сердце у него от волнения начало ходить ходуном.
— Она была с трещиной. Грузчик хорошо запомнил эту трещинку. Вот она!
– Романенко вытащил из ящика своего стола бутылку и показал её Гусеву.
– Смотри, на просвет хорошо видна трещинка, хотя на самом деле
— Ну и что? Что с того?!
– Гусеву всё же не удалось полностью скрыть своё волнение.
— Это та самая бутылка, которую ты принёс двенадцатого декабря. Точно такая же бутылка пропала в то утро в гастрономе.
— И что с того?! Ты хочешь сказать, что я незаметно от всех и, в первую очередь, от тебя ушёл в магазин, украл бутылку и вернулся? Я не выходил из кабинета до самого взрыва - ты это прекрасно помнишь. Я накануне купил это пиво в супермаркете “Омега” возле своего дома. А утром двенадцатого… Дай, гляну по календарю, - Гусев полистал перекидной календарь и удовлетворённо хмыкнул: - Ну да - утром двенадцатого мы всё время провели с тобой. Это и в самом деле был день, когда взорвалась наша дверь. Да и зачем мне пиво красть - я что, бомж какой-то?!
— Я проверил - пиво “Замок” впервые поступило в продажу только двенадцатого утром и то лишь в несколько магазинов Октябрьского района. А “Омега” в Первомайском. Теоретически не всё здесь сходится…
— Знаешь, Андрюха - это уж слишком!
– вскипел Гусев.
— Не кричи - я просто пытаюсь понять, разобраться, - растерянно перебил Романенко.
— В чём разобраться, Андрюха?! В чём разобраться?! Я тебе ещё раз объясняю - я накануне купил три или четыре бутылки пива в “Омеге” - точно не помню. И на заводе, и в торговле могли ошибиться и назвать не те даты - да так, скорее всего, и было! Утро я провёл вместе с тобой! Хоть это ты помнишь?!
— Помню, конечно…
— Тогда в чём разбираться?! Это просто смешно!
– почти кричал Гусев.
— Мне не до смеха - не ори! В городе и с нами что-то происходит! Я даже не могу представить, что именно, потому что ничего не понимаю, но что-то происходит!
– крикнул в ответ Романенко.
Гусев взял себя в руки и, сев за стол, спокойно сказал:
— Я согласен - вокруг происходят непонятные, странные вещи. Авария, взрывы, ограбления банков, история в гастрономе. Такое впечатление, будто мир медленно и неумолимо начинает сходить с ума. То ли это миллениум на всех подействовал, то ли ещё что. Тут поневоле начнёшь верить и в Бога, и во всякую нечисть вроде “барабашек”. Всё так, но из этого вовсе не следует, что и мы постепенно тоже должны сходить с ума. Это могут быть и простые совпадения, и провокации, и ещё непонятно что. Я всё утро провёл с тобой и пиво красть никак не мог. Да и неужели не ясно, что у меня нет для этого никаких мотивов. Хорошо - представим на мгновение, что один я остался здесь, а другой я ушёл в гастроном красть пиво. Даже при этом абсолютно невозможном и фантастическом случае остаётся непонятным, зачем мне красть пиво?! Пусть у нас не такая уж и большая зарплата, но на пиво мне пока хватает. Разве это не логично?
— Логично. Извини, Слава - от всех этих событий мы, наверное, и в самом деле немного не в себе. Что ты сам думаешь по поводу бутылки? У меня даже голова разболелась, - сообщил Романенко и, опустившись на свой стул, опёрся локтями о стол и закрыл ладонями лицо.
— Не знаю, Андрюха -
— И в валютном отделе банка на Ленина!
– перебил Романенко.
– Кстати, перед самым Новым годом его ограбили ещё раз. Всего унесли около пятидесяти тысяч долларов.
— Вот видишь - след криминалитета здесь прослеживается гораздо более явно. Может, ко всему прочему, американские или ещё какие спецслужбы действуют?! Считаю, что тут серьёзное и запутанное дело. Думаю… Почти уверен, что этим уже непосредственно занимается Минск.
— Вишневецкий в чём-то тебя подозревает - у нас с ним перед Новым годом был разговор. И твой Попов к нему приходил - мне дежурный сказал.
— Про Попова я знаю, да и ты сам Попова знаешь - наверное, обиделся, что я ему мало времени уделяю. Жаловался на меня?
— Не знаю - я не в курсе. Вишневецкий мне часа два про тебя расспрашивал - как да что, что изменилось в последнее время, каким ты был раньше.
— И в чём же он меня подозревает? В краже пива?
— Нет, не знаю - со мной он тоже не слишком откровенничал. Про бутылку я ему, кстати, ещё не говорил - вначале решил обсудить с тобой.
— Считай, что уже сказал, - улыбнулся Гусев, но его глаза остались холодными.
— Почему?
— Вишневецкий наверняка нас слушает. Ну и пусть - мне нечего скрывать!
— Ты думаешь, что нас поставили на прослушивание?
— Думаю, что да.
— Может, выйдем в коридор?
– неуверенно предложил Романенко, обводя настороженным взглядом кабинет, неожиданно показавшийся ему чужим, потому что за каждой, даже самой неприметной вещью, могли быть спрятаны микрофоны прослушивания.
— Не стоит - я уверен, что нам нечего скрывать от Вишневецкого. Пусть слушает! Да и всё это пока только предположение - может он и не слушает вовсе. Так что ты ему сказал?
Романенко рассказал Гусеву суть беседы. Вячеслав несколько раз задавал уточняющие вопросы и, наконец, когда его любопытство было полностью удовлетворено, пояснил:
— В моём поведении на самом деле нет ничего странного. Ты сам вёл бы себя точно также, если бы оказался на моём месте. Что странного в том, что я решил устроить свою личную жизнь?! Естественно, общение с женщиной требует расходов. Мы с Галей собираемся подать заявление…
— Поздравляю!
— А ты думал?! Так что могу я себя вести сейчас, за месяц до свадьбы, иначе, чем обычно?!
— Конечно, можешь. Да и было бы странно, если было бы по-другому.
— Я о том же. Ещё вопросы будут?
— Чай будешь пить - я собираюсь заварить?!
— Давай - буду!
– кивнул Гусев.
Вишневецкий выключил кнопку магнитофона, потому что кассета и без того закончилась и, не выключая микрофон в кабинете Гусева и Романенко, перемотал плёнку в самое начало разговора. В кабинете у его подчинённых не происходило ничего интересного. Допив чай, они расстались, и Гусев уехал в город, поэтому Вишневецкий временно отключил теперь уже ненужный микрофон и занялся повторным прослушиванием недавно записанного разговора. В дверь постучали. Вишневецкий выключил магнитофон и громко крикнул: