Шрифт:
Александр ЕТОЕВ
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ - ЛАЗАРЬ
С вечера мы в Песках - ходим, ходим, натоптали в барханах троп, без счета перебили песчаников, Григорьев повредил респиратор - пришлось выдавать из запаса, у Алапаева резь в паху, Жогин, бледный, как смерть, вот-вот потеряет сознание. Один я - ничего. Да Козлов, Козлов у нас главный.
Присели отдохнуть на бархан. Песчаники тут как тут, - уселись неподалеку, вылупились и ждут. Григорьев поманил пальцем. Доверчивые зверьки бросились наперегонки под каблук. Давить их - одно удовольствие, они лопаются,
– Плохо.
– Ему плохо, - Козлов показал на Жогина. Тот лежал, отвалившись на спину, пальцы сжимались и разжимались, а лицо сводило от судороги.
– Вколи ему четверть ампулы, не то загнется до срока, - сказал Козлов Алапаеву.
– Ржавым-то шприцем?
– А ты поплюй, да вколи. Ничего ему не будет, потерпит.
– Главное - в этом квадрате. Я точно помню, что здесь. Еще на карте была отметка. Базальтовый столб.
– Григорьев носком ботинка отбросил плоское тельце, потом поднялся и, прикрывая глаза, зло оглядел окрестность.
– Был, да сплыл. Может, его песком занесло, - Козлов вздохнул, оттянул пальцем резиновый край респиратора и высморкался на красный песок.
– Здесь нас пятеро, на корабле - двое. Родионова не в счет. План такой...
– Погоди с планом, Козлов. Там, левее раздвоенного бархана, кажется, что-то темнеет. Похоже - столб.
Григорьев протер очки и стал смотреть, куда я показывал.
– Что-то есть. Черт! Был бы бинокль!
– он посмотрел на Жогина.
Бинокля не было. Ящик с походной оптикой, который после посадки выгрузили на песок, исчез. Виноват был Жогин - его поставили сторожить, а он зашел за бархан помочиться, вернулся, а от ящика - одна квадратная вмятина. В Песках такое бывало. Грешили на таинственных мантихоров, но самих мантихоров пока что никто не встретил. Ни следов, ни жилья - а вещи все равно пропадали.
– Ларин, - Козлов повернулся ко мне.
– Ты увидел, ты и пойдешь. С тобой пойдет...
– он посмотрел на Григорьева и усмехнулся.
– Я пойду с Лариным. А ты, Григорьев, делай замеры почвы. Алапаев тебе поможет.
Он встал, стряхивая с комбинезона песок.
– Трубу брать?
– я с ненавистью посмотрел на столб сборного огнемета. Весу в нем было два пуда с четвертью. Плюс комплект баллонов с горючей смесью. Да метровый шомпол для прочистки ствола. Да огнетушитель.
– Не надо. Впрочем, возьми.
Я сплюнул, взвалил на плечо трубу и стал пристегивать к поясу остальное. Я нарочно не торопился и делал все, как положено.
– Ладно, - Козлов меня понял и дал отбой.
– Ну ее к бесу. Делов-то на полчаса. Если что - позовем на помощь Григорьева.
Мы двинулись - я первый, Козлов за мной. Отойдя метров на десять, он обернулся к оставшимся:
– Если Жогин помрет, тело до нашего прихода не хороните.
– Ларин, - сказал мне Козлов, когда мы ушли от барханов достаточно далеко.
– Вот что, Ларин.
– Он
– Я его специально свинтил. Если что, они им не смогут воспользоваться.
– Я видел, - сказал я, не замедляя шагов.
– Ты в группе самый глазастый, - рассмеялся Козлов.
– Как ты думаешь, для чего я это сделал?
– Для ровного счета, - ответил я и даже не оглянулся.
– Правильно. На два делить легче, чем на пять.
– На четыре. Жогин не в счет.
– В счет, он притворяется. И Алапаев это прекрасно знает. Алапаев медик. Они заодно.
– Не повезло Григорьеву.
– Что делать. Я нарочно его оставил, чтобы связать им руки. При нем они не осмелятся.
– А без него?
– Ты думаешь?..
Я пожал плечами и не ответил. Козлов стал сопеть и чесаться, теперь он шел со мной рядом, и я видел, как его грязные ногти выскребают из щетины песок.
– Ладно, - сказал Козлов.
– Если они Григорьева уберут, нам меньше работы.
– Там что?
– он дернулся, показывая вперед, и хотел спрятаться за меня. Я запомнил, к какому карману потянулась его рука.
– Где - там?
– я кивнул на осьмушку луны, вылезшей из-за дальних барханов.
– Там - луна.
– А-а, - Козлов успокоился.
– Нервничаешь, Козлов.
Он поморщился, но спорить не стал.
– Столб скоро?
– спросил он грубо.
– Мимо не пройдем?
– Не знаю, - я решил играть в дурака.
– Из-за барханов не видно. Может, скоро, а, может, нет. Пески. Место темное.
– Послушай, Ларин, - Козлов от меня не отставал.
– Я давно хочу у тебя спросить. Родионова, она тебе что-нибудь про меня говорила?
"Что ты вонючий козел, говорила. И во рту у тебя помойка. А еще говорила, что ты предлагал ей корабельную кассу, за то, чтобы с ней переспать".
– С какой стати она должна была мне про тебя говорить?
– Ну... Раз ты ее...
– Козлов. Я ведь не посмотрю, что ты старший.
Опять вынырнула луна и, расплывшись бледным плевком, потекла по красному небу. Волнистое лезвие горизонта подрезало ее прозрачную плоть. Барханы пили из нее кровь, и скоро она, испустив дух, сгинула. Козлов стал волноваться.
– Ларин. Мы идем уже пятьдесят минут.
– Если точно, то сорок пять. А потом - дорога открыта. Ты всегда можешь вернуться обратно. На один делить проще, чем на два.
– Если мы потеряем дорогу, делить будет нечего. Залезь, посмотри еще. Где он, этот поганый столб?
– Нету столба, - сказал я, спустившись с бархана.
– Потерялся.
– Ларин, если ты все это нарочно подстроил... со столбом...
– он вдруг резко остановился.
– Понятно. Григорьев с тобой заодно.
– Он хотел сделать шаг от меня, но оступился. Неловко взмахнув руками, Козлов повалился на спину. Я смотрел, как он переворачивается на живот, как встает на колени и по складкам его одежды струйками стекает песок.