Человек-Черт
Шрифт:
Вот он очнулся и мгновенно забыл практически все, а то что оставалось в его памяти улетучивалось и испарялось со скоростью забываемого сна, оставляя в голове только смутные и отрывистые обрывки чего-то сказочного и нереального.
Теперь, вернувшись с того света и лежа на животе, он приходил в себя и присматривался к тому, как изменилась его квартира, которую он раньше всегда поддерживал в почти идеальном порядке, ибо не выносил когда приходилось что-то искать или терять. К тому же проживающая с ним Надя Грикова тоже старалась соблюдать порядок, как и Андрей она была аккуратной. С ее ухода прошло несколько месяцев и теперь зал (пока Жуй мог видеть только зал) превратился в черт знает что, всюду была грязь и мусор, все раскидано, очень много отходов жизнедеятельности, включая высохшую сперму, желтые и коричневые пятна и, кажется, где-то совсем близко куча говна. Мебель стояла небрежно, что-то упало, два стекла у серванта разбиты и почти
Жуй застонал и отвернулся к стене, его шею пронзила боль. Он долго лежал не шевелясь и закрыв глаза, хотелось пить. Тут заиграл его мобильник, который оказался неподалеку лежащий на полу. Он был выпачкан чем-то липким.
– Алло, – говорила Левит. – Занят?
– Да, – слабо ответил он и поморщился от боли.
– Помнишь, нам предлагали еще одну площадку? В Саратове. Сегодня я договорилась. В Саратове открывается новый клуб, называется «Темное Княжество». В рамках тура «Наяву» группа «Толпе» будет почетными гостями, мы будем открывать… Алло? Ты слышишь?
– Да.
– Тебе должно понравится.
– Угу, – Жуй не знал чем ему может понравится очередной ночной клуб. Чего он может там увидеть такого, чего еще не видел. Он не желал разговаривать и отключил связь. Меньше всего ему хотелось о чем-то задумываться, но его угнетало лежать бревном и он вновь поднес к глазам телефон. Он включил фотоальбом. Фотографий было много и почти все сняты до его заболевания, изменившего его внешность. На них был он сам, его мама, его друзья, знакомые, участники «Толпе», Олеся Левит и просто поклонники. На старых фотографиях он был красив, строен, с чистой кожей и милой улыбкой. Он был то в приличной одежде в стиле рок, то в футболке с принтом, то в бежевой кожаной куртяшке, то в джинсовой рубашке с нашивками. Несколько фоток были сделаны кем-то (он не помнил кем) когда Жуй выступал на сцене со своей группой «Толпе», участники на них тоже выглядели вполне адекватно как и положено уважающим себя рок-исполнителям. Но Андрей ни как не мог найти фотки той, кого хотел увидеть больше всего и ради которой он и листал фотографии. И которая подобно освежающему бальзаму своим северовосточным ликом могла дать Жую хоть грамм живительной энергии, хоть чуть-чуть поднять его настроение и хоть на минуту позволить ему вернуться в те счастливые времена, когда он был с ней, а она с ним. Андрей листал фотоальбом и с досадой и удивлением ни находил ни одной, где была бы Надя. Вот серия фоток с одной вечеринки по случаю дня рождения одного влиятельного театрального продюсера, где Жуй и Грикова были вместе и оставили с десяток замечательных фоток, которые они вместе просматривали много раз. Их не было. Ни их ни других, никаких. В его телефоне не осталось никаких следов Нади, при том что даже будучи во власти бесовской личины он ничего не удалял. Он берег Надькин образ, он дорожил им даже больше чем своим собственным прежним. Это все что осталось ему от былых времен.
Осилив боль, Жуй встал с дивана и отыскал в ящике письменного стола флешку с другими фотографиями, сделанными цифровой камерой (сам фотоаппарат бесследно исчез из квартиры, оставив после себя только измочаленный футляр). На флешке было тысячи и тысячи фотографий и видеозаписей. Он вставил ее в телефон и долго пролистывал изображения, среди бесчисленного множества лиц так и не найдя Нади Гриковой. Только на одной фотке небольшой кусочек плеча (Андрей узнал его по блузке) и еще на одной Надя стояла на заднем фоне, не в фокусе и спиной к объективу.
И больше совсем ничего.
– Не ищи, – раздалось из кухни. Жуй выронил телефон. Ламия здесь, а он мог поклясться, что находился в квартире один. До этого он не слышал ни единого звука, ни из кухни ни из спальни. Если бы Ламия отозвалась из спальни, то он мог бы подумать, что та спала. Но что можно делать на кухне, не издавая даже шорох одежды? Нахождение Ламии на кухне становилось еще более необъяснимым еще и потому, что в квартире поскрипывали некоторые половицы и совершенно нельзя было ходить по полу в полной тишине. Ламия сидела на табурете и, не двигаясь, смотрела в окно? На нее это не похоже. Поспешно спрятав телефон под бок, Андрей встретил входящую Ламию. На этот раз она была в дорогом невесомом халате полупрозрачного шелка. Босая и с распущенными волосами. С кожей чистой и гладкой. От нее шел аромат то ли цитрусовых, то ли ягод. Ее неожиданное появление было сродни сошествию ангела с небес в самое дно человеческого бытия. Жуй восхитился ее легкой поступью и тому как она может ступать на ужасно нечистый пол и при этом не выпачкать ног. Да она даже не оставляет за собой следов! Правда сказать, сравнение с ангелом Андрею Жую совсем не
Ламия присела на край дивана и протянула Андрею глубокую глиняную миску с чем-то густым и дымящимся. Запах быстро затмил собой чистый аромат женской кожи, он был приятный, глубокий, но непонятный. Пить жидкость с таким запахом Андрей не осмеливался, но сожительница не слушала вялые отказы «больного» и заставила проглотить все до дна. После того как тот послушно подчинился и большими глотками выпил содержимое глиняной чаши, Ламия быстро прошептала какие-то фразы, сделала руками некие жесты у самого лица молодого человека и поцеловала его в губы.
– Это лечебное снадобье, – объяснила она, ставя опустевшую миску на полку серванта. – Скоро ты поправишься. Ну и дурачок же ты, Андрюшенька. Так меня напугал! Я уж думала, что придется тебя выхаживать дня два. Или даже три!
Жуй не знал что сказать. Ему вообще не хотелось что-то говорить, ему хотелось побыть одному.
– Зачем ты это сделал? – благодушно продолжала девушка в шелковом халате, нежно поглаживая лежащего на диване Жуя по жестким волосам на голове. Она чуть склонилась над ним и ее идеальные груди, ничуть не скрываемые халатом, приветливо подмигивали и приглашали к кое-чему сладострастному. – Глупый мой мальчик. Пообещай, что не станешь повторять такие подвиги. – Андрей ничего не пообещал, он поворочался на старом диване и лег на бок. – Тебе трудно, да? Понимаю… Должно быть не легко… Метаморфоза в самом разгаре, наверное ты испытываешь боль… Ну потерпи, потерпи, любовь моя! Ты должен понять, что сопротивление только усугубляет физические страдания. Отдайся велению судьбы и перестанешь мучиться, все пойдет как по маслу, тебе будет даже нравится это ощущение. Ощущение изменения… – чуть закатив глаза, Ламия представила что может испытывать человек, подверженный быстрой физической мутацией. Улыбнувшись своим внутренним образам, она еще разок поцеловала Андрюшу. – Недолго осталось. Недолго. Я тебе помогу, можешь на меня рассчитывать. В конце концов для этого я с тобой! – убрав локон волос за ухо, она продолжала: – У меня не было под рукой семени смертоубийцы, поэтому я добавила в мазь только его кровь и жир. Да и вытяжка из сорочьей печени не совсем удалась, времени не хватило… Хорошо, что у меня очень большой выбор моих старых снадобий. Надеюсь, они еще не испортились, кое-чему больше трех сотен лет. Когда-то они помогали.
– Кому? – спросил Жуй, хотя, по правде говоря, совсем не интересовался ответом.
– Кое-кому… – уклончиво ответила его подруга, поймав себя на том, что взболтнула информацию раньше времени. – Повернись на живот, я осмотрю твои раны. Сильно болят?
– Это ты стерла все фотографии Надьки Гриковой? – резко спросил Жуй.
Ламия встрепенулась и изменилась в лице.
– Я, – подтвердила она металлическим голосом. – Я! И видео с ней. И вашу с ней старую переписку! И если найду ее грызло еще где-нибудь, сделаю это снова. А ты, Андрей, должен раз и навсегда забыть эту малолетнюю дрянь! Пусть живет своей жизнью, но с тобой ее больше нет, не будет и быть не может никогда! Ни при каких обстоятельствах! Тоска по ней мешает тебе преобразовываться и я уничтожила все, что заставляет тебя вспоминать о ней!
– Ты могла бы спросить меня! Мы бы обсудили это вместе! Но ты самолично хозяйничаешь в моей базе данных!
– Значит ты не доволен тем, что я сделала? – Жую совсем не понравилось выражение лица Ламии. Она резко встала с дивана, заставив того жалобно скрипнуть пружиной, и разразилась гневной тирадой, главной героиней которой была Грикова Надежда. Не стесняясь в выражениях Ламия изображала бывший андреев объект любви самой низкой недоразвитой шалавой, которой место не рядом с Андреем, а в коммуналке – рожать неполноценных спиногрызов для долбанутого на футболе и рыбалке пролетариата-алкоголика. Ламия ставила Андрея перед неоспоримым и очевидным фактом – Грикова недостойна Жуя. Она обязана быть безжалостно сожрана забвением, ни оставив после себя даже мимолетных воспоминаний. И если Жуй будет продолжать извлекать эту девчонку из недр своей памяти, то Ламии придется прибегнуть к еще более радикальным мерам! Она говорила о каких-то ритуалах, отворотных зельях, порче и заклятьях, но Андрей с тревогой думал об убийстве.
– Смирись, мой мальчик! – Ламия вновь приблизилась к самым губам молодого человека и заботливо осмотрела рану на шее (пика ограды прошила шею насквозь).
– Почему ты называешь меня мальчиком? Мне двадцать четыре года, я уже пять лет как не девственник, и тебе до старости столько же сколько и мне!
– Не мальчик, не мальчик, – она поцеловала его. – Не старайся что-то исправить, не греби против течения. Все должно идти своим чередом. Все идет как надо и даже лучше, а ты, любовь моя безмерная, то и дело жмешь на тормоз и тем самым делаешь себе больно. И меня злишь. Не надо, Андрюшенька, не надо… Скоро мы с тобой…