Человек-да
Шрифт:
Ян попытался успокоить мои тревоги, но безуспешно. Но потом я вспомнил то, что он сказал чуть раньше: «Возможности есть всегда. Если их нет, значит, ты просто их не используешь». Что ж... это тоже своего рода возможность. Удобный случай попробовать что-то новое. То, что — если бы не определенная череда случайных «да» — я никогда бы не попробовал. Уровень 5 в чистом виде.
Внезапно я вспомнил еще кое-что.
— Эй... а ты... ну, знаешь... уже под кайфом?
— Немного.
Я поддался вперед за столом и посмотрел ему прямо в глаза.
— Представь, что есть магазин под названием «Пицца в шляпе», и там продают только шляпы в форме пиццы.
Ян наморщил лоб, но потом качнул головой.
Невероятно, думал я. Никто не реагирует на мою шутку.
—
Ответ у меня уже был готов: «да».
— Как называется?
— В переводе — «бомба для мозгов»... что-то в этом роде.
— Бомба для мозгов? — переспросил я.
— Да, примерно.
— Но что это такое? Я не стану есть бомбу для мозгов, пока не узнаю, из чего она сделана.
— Ее не едят. Это немного похоже на ЛСД, только как двойная доза.
— Ничего не понимаю.
— Сильный наркотик, но безопасный. Я тоже его приму. Не дрейфь, все будет хорошо.
Ян улыбнулся. Его уверенный тон действовал успокаивающе, но я все равно нервничал. Словами не передать, насколько для меня все это было необычно. Я никогда и помыслить не мог, что стану со знанием дела употреблять наркотики. Помнится, в детстве я даже допотопный детский диспирин боялся принимать: думал, у меня возникнет ощущение отстраненности. Как же, Господи помилуй, я совладаю с психотропной «бомбой для мозгов»?
Тем не менее одновременно с Яном я взял со стола таблетку и медленно, осторожно положил ее в рот.
На следующее утро ровно в семь часов я проснулся в амстердамской гостинице «Новотель». Резко сел в постели, вытянувшись в струнку, — один, сконфуженный, с пересохшим ртом и вытаращенными глазами.
Я знал, что последние девять часов я что-то делал, но что и как — понятия не имел. Я все еще был не в себе, голова кружилась, на лицо налипла наклейка с изображением деревянного башмака. Постепенно в сознании начали всплывать некоторые картины. Мужчина. Мигающий свет. Я глянул на пол, увидел свои джинсы и одну кроссовку, а рядом — маленький черный одноразовый фотоаппарат. Я дотянулся до него, взял в руки. Пленка была полностью использована. На полу, под дешевым журнальным столиком, лежало еще что-то. Какой-то свернутый листок бумаги. О Боже. Только не говорите, что я женился, прошу вас. Пожалуйста, не говорите, что я вернулся в кожаный бар и там женился.
Я вылез из постели — в висках стучало — нагнулся и поднял рулончик. Мне он показался удивительно тяжелым. Впрочем, тяжестью было налито и все мое тело.
Я развернул листок и... Господи Боже мой... что это?
То, что я увидел — странное, сбивающее с толку изображение, — привело меня в ужас. В полнейший ужас.
На бумаге углем искусно был запечатлен я с крошечной собачкой.
Неожиданно ко мне вернулась память.
Уличный художник, мимо которого мы проходили на Лейдсеплейн, спросил, хочу ли я, чтобы он нарисовал мой портрет. Я захихикал и крикнул: «Да!» Но только — и я это особо оговорил — если он запечатлеет также и мою собачку. «Какую собачку?» — удивился художник.
«Ну как же, маленькую собачку, что сидит у меня на плече», — объяснил я.
И теперь вот оно — наглядное свидетельство моей прогулки по Амстердаму с крошечной собачкой на плече. Прогулки, которой я почти не помнил, потому что находился в состоянии наркотического опьянения. Мне кажется, в моем воображении эта моя собачка даже умела разговаривать.
Но это еще не все. Помимо портрета — о Боже! — у меня оказались и фотографии! Фотографии! Целых двадцать четыре штуки. Должно быть, кто-то из нас — Ян, либо я сам — купил фотоаппарат, пока мы бродили от бара к бару, шатались по улицам, счастливые и веселые благодаря взрывному воздействию амстердамской «бомбы для мозгов» и крепкого пива!
Я опять посмотрел на свой портрет — в холодном свете ясного утра. Черт возьми, что мне с ним делать? Не выбрасывать же — я заплатил за него деньги. Но не могу же я увезти его домой и подарить маме. Как я объясню, откуда взялась у меня на плече собачка? Скажу, что просто не заметил ее? Что она запрыгнула в последний момент?
Больше ничего о событиях той ночи я не помню. Хотел бы вспомнить, но, увы, не могу. С того вечера Яна я больше не видел и вестей от него не получал. И я по-прежнему категорически против употребления влияющих на мозг веществ, которые запрещены законом (и даже против тех, что законом не запрещены). А о том, что произошло со мной, я рассказываю в надежде, что, может быть, какой-нибудь юнец, приехавший в Амстердам, прочтет это и ни за что не согласится позировать уличному художнику с воображаемой миниатюрной собачкой на плече.
И вот мое публичное заявление. Если вы решили подсесть на наркотики и нуждаетесь в помощи, я могу показать вам две фотографии. На одной я запечатлен в центре Амстердама — тычу пальцем в автобус, у которого, я уверен, большие красивые глаза. На второй я лежу, раскинув руки, посреди дороги и пытаюсь поймать луну.
Я не поместил эти фотографии в этой книге только потому, что ни одна мать не заслуживает того, чтобы узнать, что она вырастила ловца луны.
Домой в Лондон я вернулся удовлетворенный тем, что — благодаря Альберту Хейджну и знакомству с миром «бомбы для мозгов» — моя тактика согласия преподнесла мне два жизненно важных урока.
Третий урок — в том, что мужчины не должны выгуливать котов.
18 июля
На последней странице газеты «Метро», которую я нашел в лондонской подземке, я прочитал поразительнейший вопрос. Помещенное в рамку небольшое рекламное объявление гласило: У ТЕБЯ САМАЯ НЕМЕЦКАЯ ВНЕШНОСТЬ ИЗ ВСЕХ БРИТАНЦЕВ? Рекламное агентство искало британца с самой немецкой внешностью, которому предлагалось сняться на телевидении. Я поразмыслил несколько минут, пока ехал в метро. Интересно, похож ли я на немца? Я попытался вспомнить, как я выгляжу. Да, пожалуй, я мог бы сойти за немца. В моих очках легко можно представить любого человека, который больше похож на европейца, чем я. Может, я как раз тот, кто им нужен? Может, когда я войду в их редакцию, мне скажут: «Простите, сэр, но вы, очевидно, настоящий немец. Наверное, вы не так поняли текст нашей рекламы. Нам нужны только британцы, похожие на немцев». А я улыбнусь многозначительно, и тогда до них постепенно начнет доходить. «В самом деле?! — воскликнут они. — Неужели... вы... господа! Поиск прекратить! Мы нашли британца с самой немецкой внешностью!» Представляете, если я получу эту работу?! Посмотреть бы тогда на реакцию людей из Би-би-си. Интересно, что они подумают, когда я войду к ним, брошу ключи на пол и скажу: «Вот, забирайте! Я теперь британец с самой немецкой внешностью!»? Наверное, некоторые девчонки попадают в обморок. Боже, это будет нечто! Не каждый может похвастать тем, что он британец с самой немецкой внешностью. Я оставил сообщение и стал ждать ответа.
19 июля
Я просматривал «Ист-Лондон эдвертайзер» [44] и вдруг заметил красочное объявление, в котором содержался следующий вопрос: «ВЫ БЕЗ УМА ОТ ЖИВОТНЫХ?»
Я стал читать это объявление. «Если вы без ума от животных, — говорилось в нем, — тогда фото вашего питомца, возможно, принесет вам J 100, а наша газета наградит его желанным титулом "Самый необычный питомец года"»!
На желанный титул уже нашлись претенденты — Боблз с Майл-Энд-роуд и Пиппи со Стебондейл-стрит. На мой взгляд, ни то, ни другое животное не отличалось особой индивидуальностью. Пиппи был обычный пес, которому на морду нацепили очки, Боблз — просто жирный кот (полагаю, в редакции сочли, что пес в очках и жирный кот — это новое слово в истории животных).
44
«Ист-Лондон эдвертайзер» («Рекламный вестник Восточного Лондона») — газета в Лондоне.