Человек - это многосложное существо

Гурджиев Георгий Иванович

Но то, о чем мы говорим,— это объективное искусство, объективные законы музыки или живописи.

То качество, которое знаем мы,— субъективно, так как без знания математики объективное искусство невозможно. Случайные результаты очень редки.

Ассоциации составляют для нас очень сильное и значимое явление, но сегодня забыли это, что они означают. В старое время существовали специальные праздничные дни. Один день, например, был посвящен некоторым звуковым комбинациям, другой — цветам (растениям) или цветам (качествам), третий — вкусу, четвертый — погоде или жаре, сравнивались различные ощущения.

Например, один день был праздником звука. Один

час раздавался один звук, другой час — другой звук. В то же время распространяли специальный напиток или, иногда, специальный «пар». В итоге, создавали некоторые состояния и чувства с помощью химических средств в связи с внешними влияниями для того, чтобы в будущем создать некоторые ассоциации. Позже они воскрешались в тех же состояниях, когда возникали подобные внешние обстоятельства.

Даже был специальный день мышей, змей и других животных, которых мы особенно боимся. Людям давали специальный напиток, затем они держали в руке змей, чтобы так к ним привыкнуть. Это производило на них такое впечатление, что потом они больше их не боялись. Такие обычаи долгое время существовали в Персии и в Армении. Древние отлично понимали человеческую психологию и именно это служило им проводником. Но массам никогда не объясняли мотивов, им давали самое различное толкование. Только священники знали смысл всего этого. Эти факты относятся к дохристианской эпохе, к той, в которой народы управлялись царями-священниками.

ВОПРОС: Служили ли танцы только управлению телом, или они имели мистическое значение?

ОТВЕТ: Танцы существуют только для мысли. Они ничего не несут душе, которая ни в чем не нуждается. Один танец имеет определенное значение; каждое движение имеет определенное содержание.

Но душа не употребляет виски. Ей это не нравится. То, что она предпочитает, это другая пища, которую она получает независимо от нас.

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Нью-Йорк, 24 февраля 1924 г.

ВОПРОС: Требует ли работа Института того, чтобы мы отказались на несколько лет от нашей основной работы, или ее можно продолжать одновременно?

ОТВЕТ: Работа Института — это внутренняя работа; до сих пор вы делали только внешнюю работу, но здесь речь идет совсем о другой вещи. Для некоторых, может быть, необходимо оставить свою внешнюю работу, для других нет.

ВОПРОС: Состоит ли цель в том, чтобы развиться и достигнуть равновесия, которое позволит стать более сильным, чем внешняя среда, дабы быть сверхчеловеком?

ОТВЕТ: Человек должен отдавать себе отчет в том, что он не может сделать. Вся наша деятельность разобщена внешними толчками; это происходит совершенно механически. Вы не можете сделать, даже если вы хотите сделать.

ВОПРОС: Какое место занимает искусство и творческая работа в вашем учении?

ОТВЕТ: Сегодня искусство необязательно творческое. Искусство для нас не цель, а средство. Древнее искусство обладает некоторым внутренним содержанием. В прошлом искусство имело ту же цель, что в наши дни книга: сохранять и передавать определенные знания. В древние времена не писали, включали учение в произведения искусства. Мы нашли бы много идей, содержащихся в произведениях древнего царства, которые дошли до наших дней, если бы мы только умели их читать. Это было бы справедливо для всех искусств, включая музыку. Древние именно таким образом рассматривали искусство.

Вы видели наши движения и наши танцы. Но вы видели только внешнюю

форму, красоту, технику. Мне не нравится внешняя сторона того, что вы видели. Для меня искусство — это средство, ввиду гармоничного развития. Все, что мы делаем здесь, было предусмотрено для того, чтобы ничего не могло быть сделано автоматически и неосознанно.

Гимнастика и обычные танцы создаются механически. Если наша цель состоит в гармоничном развитии человека, тогда танцы и движения являются для нас средством объединения мысли и чувства с движениями тела в общем проявлении. Во всём, что мы делаем, мы ищем развития чего-то, что не может быть развито прямо и механически — чего-то, что выражает всего человека: мышление, тело и чувство.

Второй объект танцев — это учение. Некоторые движения несут в себе доказательство, определенное знание, религиозные или философские идеи. В некоторых танцах даже можно найти кухонный рецепт.

В некоторых странах Востока внутреннее содержание этих танцев сегодня почти забыто, и однако продолжают их танцевать просто по привычке.

Таким образом, движение имеет две цели: учение и развитие.

ВОПРОС: Значит ли это, что ничего в западном искусстве не имеет значения?

ОТВЕТ: Я изучал западное искусство после того, как изучил древнее искусство Востока. Для вас скажу правду, я не нашел ничего на Западе, что могло бы сравниться с восточным искусством. Западное искусство имеет только внешнюю сторону, оно иногда содержит много философии; но восточное искусство точное, математическое, без манипуляций. Это есть форма письма.

ВОПРОС: Не обнаружили ли вы чего-то подобного в древнем западном искусстве?

ОТВЕТ: Изучая историю, мы видим, как всё мало-помалу меняется. Это относится к религиозным церемониям. В начале они имеют смысл, и официалы понимают этот смысл. Но со временем смысл, забывается и церемонии продолжают праздновать механически.

Чтобы понять книгу на английском языке, необходимо знать английский язык. То же самое для искусства.

Я здесь говорю не об искусстве воображения, а о математическом и не субъективном искусстве. Современный художник может «чувствовать» свое искусство, верить в свое искусство, но его творения вы видите субъективно: кому-то они доставляют удовольствие, а кому-то разочарование. Это вопрос о личном вкусе, о «мне нравится» или «мне не нравится».

Но древнее искусство не имело объекта удовольствия. Все, кто читал его, понимал его. Сейчас задача искусства совершенно забыта.

Возьмите архитектуру: среди зданий, которые я видел в Персии и в Турции, мне вспоминается одно здание из двух комнат. Все, кто заходил в эти комнаты, будь то молодые или старые, англичане или персы, плакали. Какая бы ни была их формация, их культура. Мы продолжали этот эксперимент в течение двух или трех недель и наблюдали реакции каждого. Мы специально выбрали веселых людей. Результат был всегда один и тот же.

В смысле архитектурных комбинаций, подходящих к этому зданию, колебания, математически высчитанные, не могли произвести иного эффекта. В нас действовали некоторые законы, и мы не могли сопротивляться внешним воздействиям. Потому что архитектор обладал реальным знанием, следуя которому он строил, основываясь на математике.

Мы провели другой опыт. Мы настроили свои музыкальные инструменты и подобрали звуки таким образом, что с первым встречным, даже с любым прохожим на улице, мы достигаем необходимого результата. Единственное различие было в том, что один оказывался более чувствительным, другой менее.