Человек и его символы
Шрифт:
Обратной стороной всего этого является то, что сообщения подсознания имеют огромное значение для их получателя, что вполне естественно, поскольку подсознание занимает по меньшей мере половину его существа. Кроме того, оно часто предлагает совет или помощь, которые невозможно получить из какого-либо другого источника. Таким образом, когда я описывал сон Юнга, в котором он обращается к множеству людей, я вовсе не пытался изобразить какое-то волшебство или уверить вас в том, что Юнг мимоходом занимается предсказаниями будущего. Я просто рассказал об ординарном эпизоде, демонстрирующем, как подсознание «посоветовало» Юнгу пересмотреть неверное решение, принятое рассудком.
Из сказанного следует, что сновидения не являются для последователя школы Юнга случайным делом. Напротив, способность контактировать с подсознанием — это черта, присущая целостной личности,
Второй вопрос, на который я хотел бы обратить внимание — это особая манера аргументации, свойственная авторам этой книги и, возможно, присущая всем юнги-анцам. Те, кто ограничил себя жизнью исключительно в мире сознания и кто отвергает общение с подсознанием, связывают себя законами сознательной жизни со всеми ее формальностями. Следуя непогрешимой (но часто бессмысленной) логике алгебраического уравнения, они отталкиваются от условно взятых посылок и приходят к неоспоримым выводам. Зная об этом или нет, Юнг и его коллеги, как мне представляется, преодолевают ограничения подобного способа аргументации. Это не значит, что они игнорируют логику, но они постоянно апеллируют как к подсознанию, так и к сознанию. Их диалектика по-своему символична, а порой и замысловата. Они убеждают не с помощью узко направленного луча силлогизма, но с помощью многократного рассмотрения темы и каждый раз под несколько иным углом — до тех пор, пока читатель, так и не осознав, что ему что-то доказывали, вдруг не поймет, что узнал каким-то образом нечто новое и важное.
Аргументы Юнга (и его коллег) идут как бы по спирали — начинаются от интересующего их субъекта и охватывают его все более широкими кругами. Это напоминает птицу, кружащую вокруг дерева. Поначалу, у самой земли, она видит спутанные листья и ветви. Постепенно, по мере того, как она набирает высоту, повторяющиеся виды дерева с разных сторон органично вписываются в общую цельную картину. Некоторые читатели могут найти этот «спиралевидный» метод аргументации невразумительным и даже путаным во время прочтения первых страниц, но, мне верится, не дольше. Этот метод характерен для Юнга, и очень скоро читатель обнаружит себя вовлеченным в убедительнейшее и глубоко захватывающее путешествие.
Различные разделы книги говорят сами за себя и практически не требуют предисловия. Глава, написанная самим Юнгом, вводит читателя в мир подсознания, архетипов и символов, образующих его язык, и сновидений, через которые оно обращается к нам. В следующей главе д-р Хендерсон иллюстрирует проявление нескольких архетипических композиций в древней мифологии, народных преданиях и в первобытных обрядах. Д-р фон Франц в главе «Процесс индивидуации» описывает, каким образом сознание и подсознание в рамках одной личности учатся познавать, уважать и взаимодействовать друг с другом. В определенном смысле эта глава содержит квинтэссенцию не только всей книги, но, возможно, и всех юнговских представлений о смысле жизни, согласно которым человек становится целостной личностью — спокойной, плодотворной и счастливой — тогда (и только тогда), когда процесс индивидуации завершен, а сознание и подсознание научились жить в мире, уравновешивая и взаимодополняя друг друга. Госпожа Яффе, описывая, как и д-р Хендерсон, хорошо нам знакомую «кухню» сознательного, разбирает постоянное влечение — почти до навязчивости — к символам подсознания. Они имеют для него глубочайшее значение, почти жизненно важное, и обладают внутренним притяжением — попадаются ли они в мифах или в сказках, которые анализирует д-р Хендерсон, или в изобразительном искусстве, которое, как продемонстрировала госпожа Яффе, удовлетворяет и восхищает нас постоянным обращением к подсознанию.
В заключение несколько слов о главе д-ра Якоби, которая несколько отличается от остальных разделов книги. Фактически, это краткое клиническое описание одного интереснейшего и успешного случая психоанализа. Ценность такого описания для книги очевидна, но предварительно два замечания в этой связи. Во-первых, как отмечает д-р фон Франц,
Начав с обстоятельств, при которых Юнг пришел к решению написать книгу «Человек и его символы», я хочу в заключение напомнить читателям об особенности, а возможно, и уникальности этого издания. Карл Густав Юнг был одним из величайших врачей и одновременно одним из величайших мыслителей этого века. Он всегда стремился помочь людям познать самих себя, чтобы они могли, зная свои возможности и вдумчиво используя их, жить полной, насыщенной и счастливой жизнью. В самом конце своей жизни, которая была столь полной, насыщенной и счастливой, какой я еще никогда не встречал, он решил направить остававшиеся силы на обращение к более широкой аудитории, к которой никогда ранее не пробовал обращаться. Его труд и его жизнь подошли к концу в одно и то же время. Так что эта книга — его наследие широкому кругу читателей.
Карл Густав Юнг
К вопросу о подсознании
Значение сновидений
Человек использует устное или печатное слово, чтобы передать окружающим некоторое осмысленное сообщение. При этом помимо слов-символов, которых так много в любом языке, часто применяются слова-обозначения, или своего рода опознавательные знаки, не являющиеся строго описательными. Таковы сокращения, представляющие ряд прописных букв (ООН, ЮНИСЕФ, ЮНЕСКО), известные торговые марки, запатентованные названия лекарств, воинские знаки различия. Не имея значения сами по себе, они стали узнаваемы в ходе обыденного или целенаправленного употребления. Подобные слова суть не символы, а знаки, лишь называющие объекты, за которыми закреплены.
Символом же мы называем термин, название или даже образ, обладающий помимо своего общеупотребительного еще и особым дополнительным значением, несущим нечто неопределенное, неизвестное. Многие памятники критской культуры, например, отмечены знаком двойных тесел. Это знакомый нам предмет, однако его потайной смысл скрыт от нас. Или возьмем другой пример: один индус, посетив Великобританию, рассказывал потом своим друзьям, что англичане почитают животных. Он обнаружил в старых протестантских церквях изображения орла, льва и быка, но понятия не имел (как и многие христиане), что эти животные символизируют авторов Евангелий. В свою очередь корни этой символики тянутся к видению Иезекииля, а оно имеет аналог в египетском мифе о боге солнца Горе и четырех его сыновьях. Еще более яркий пример — это известные каждому колесо и крест. В соответствующем контексте и у них появляется символическое значение, которое до сих пор является предметом дискуссий.
Следовательно, символическим является такое слово или образ, значение которого выходит за рамки прямого и не поддается точному определению или объяснению. Когда разум пытается объять некий символ, то неизбежно приходит к идеям, лежащим за пределами логики. Размышления о колесе как об образе «божественного» солнца приводят разум к порогу, за которым он должен признать свою некомпетентность, ибо невозможно дать определение «божественному». Называя нечто «божественным», мы, действуя в границах нашего разума, лишь даем название, опираясь при этом только на веру, но никак не на факты.