Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды
Шрифт:
Кузька, почуя рыбу, завертелся волчком вокруг стола.
– Подожди!
– громко сказала ему Дина.
– Потерпишь. Еще никто не обедал. Может быть, кое-кто еще голоднее тебя. Может, кое-кто с самого утра тут без меня голодный.
Андрей не откликнулся. Теперь, если ничего непредвиденного не произойдет, он будет молчать до самого вечера. Он упрямый. Да и Дина упрямая, в него!
В школе их дразнили "чудом природы": родились они близнецами, а росли не похожими друг на друга. Дина напоминала матери отца, а Андрей чем больше взрослел, тем все больше и больше становился
Он был коренастый, крепкий. И кулаки у него крепкие. И вообще хорошо иметь такого брата!
У них были одни учебники на двоих, один портфель на двоих, одна пара валенок на двоих и одни тайны на двоих. Например, тайна про овраг, о которой даже мать ничего не знала...
Улица, на которой стоял их дом, достигнув подножия Соколиной горы, обрывалась и разбегалась в разные стороны неширокими тропинками. Одна тропинка вела к нефтяным вышкам и поселку нефтяников. По ней ходили редко, потому что в поселок вела другая дорога - широкое асфальтовое шоссе, проложенное где-то там, за горой. Другая тропинка тянулась к кирпичному заводу - туда тоже вела большая удобная дорога с Волги, из-под горы.
И еще одна тропинка мимо старого татарского кладбища выводила к глубокому оврагу. Все мальчишки с их улицы утверждали, что целое лето на дне его лежит лед: такой он глубокий.
Однажды мать купила им коньки, одну пару на двоих. До зимы было еще далеко, а испытать коньки не терпелось, и они отправились к оврагу.
Дина подбежала к нему первая и, привстав на цыпочки, глянула вниз. На дне оврага действительно что-то поблескивало.
– Скорее!
– крикнула Дина, помахав рукой Андрею, который все еще топал по тропинке.
Она перекинула перевязанные веревкой коньки через плечо и побежала вдоль кромки оврага - поискать подходящее место, где можно спуститься, как вдруг большой пласт земли под ее ногами отломился, словно его срезали ножом, и пополз вниз...
Дина даже не успела вскрикнуть. Зато Андрей успел не только подскочить к сестре одним невероятно большим прыжком, но даже успел ухватить ее за руку. Другой рукой он намертво вцепился в куст шиповника.
Дина висела над пропастью, безуспешно пытаясь зацепиться ногой за мягкую отсыревшую стенку оврага... Но она все-таки помнила: Андрей не сможет ее удержать, ни за что не сможет, сам упадет! И она твердила:
– Отпусти! Отпусти! Отпусти!
Но он не выпустил ее руку. И новый пласт глины отломился от овражьего края! Падая, он, как лопатой, подцепил по дороге Дину, и они вместе Дина, Андрей и куст шиповника, за который Андрей держался, - сползли вниз.
Пласт, ударившись о дно оврага, превратился в мягкую кучу глины. Это их спасло.
Левая ладонь Андрея была разодрана до крови шипами, с пальцев капала кровь, но он все-таки взял и распрудил ручей, протекающий по дну оврага (оказывается, это был не лед, а ручей), потому что его перекрыло обвалом. Пусть течет!
Он и сейчас переливается, поблескивает ледяными искрами, этот ручей. Только склоны оврага теперь крепкие: на
Правда, они с Андреем уже давно там не были. Теперь каждое лето Дину отправляли вместе с Лелькой в Брыковку, к Лелькиной бабушке, и они с братом расставались до самой осени.
Дождик на улице кончился, словно кто-то разом смахнул с неба все облака, даже самые тяжелые.
Андрей распахнул окно, и солнце, пробившись сквозь листву разбухшего от воды клена, заиграло на его лице яркими зайчиками. Он смотрел на клен и улыбался. Думал, наверное, о том, как Дина будет его под этот клен заманивать. Вот теперь к брату можно было подступиться!
– Придется тащить маме галоши, - громко сказала Дина Кузьке, который уже получил свою долю - рыбий хвост - и теперь, разлегшись на половичке у двери, мурлыкал на всю комнату.
– Я!
– сейчас же вызвался Андрей.
Он накинул на себя пиджак, сунул под мышку зонтик и мамины галоши и ушел, сказав на прощание, что рыбу, кроме Кузьки, все равно никто есть не будет, если даже ее только полчаса назад выловили в Волге или в Черном море, и что незачем было из-за нее ходить к нефтяникам. Дина попыталась сунуть ему на дорогу кусок хлеба с сахаром, но он гордо отпихнул ее руку.
Андрей ушел, а к Дине ворвалась Лелька, взъерошенная, вымокшая до ниточки.
Лелькина физиономия пылала гневом, а пила под лестницей так загрохотала, что не могла успокоиться минуты две.
– Я всегда думала, что она дрянь!
– закричала Лелька.
– Я ей всегда это говорила! В глаза!
– Кто дрянь?
– Верка Щеглова!
– Почему?
– А потому! Притащила осенью фикус в школу, а теперь ходит по классам, шарит по подоконникам. Хочет забрать обратно. Боится, пропадет.
– Конечно, пропадет, - сказала Дина, чтобы подразнить Лельку, потому что они еще вчера вечером поссорились из-за Брыковки.
Дина назвала Брыковку Дрыковкой, сказала, что эта самая Брыковка ей до смерти надоела, а Лелька обиделась. Надо было извиниться перед Лелькой за Брыковку, но Дина не извинилась и довела ссору до конца. Они еще и не так умели ссориться - все равно потом мирились. И теперь помирятся. И Лелька сейчас к ней мириться пришла. Это уж точно!
– В восьмом "А" одни стиляги собрались!
– искала Лелька путь к примирению.
– А первая - ты! Бездельники! Склочники! Вот погоди, восьмой "А" еще себя покажет! Вон Верка уже показала. И вообще наш восьмой "А" барахло! И вообще никто не заслуживает Брыковки!..
– Ну хватит! Помирились!
– весело сказала Дина Лельке и выпроводила ее на крыльцо.
Напоследок Лелька еще раз обозвала Дину стилягой и двинулась к калитке. Возле калитки она чуть не сбила с ног Алексея Николаевича.
– Здраст!..
– буркнула Лелька, зачерпнула полуботинком пол-лужи и ушла, хлопнув калиткой.
Алексей Николаевич подмигнул стоящей на крыльце Дине, старательно вытер ноги о резиновый половичок и сказал, прежде чем войти в дом:
– Между прочим, тогда тоже всю ночь лил дождь. Так что если бы это был просто пожар, то его загасило бы.