Человек из дома напротив
Шрифт:
До высокой кирпичной многоэтажки они дошли за десять минут. Елена Юрьевна на ходу полезла в сумку за ключами.
Анна приготовилась.
Если ключи – значит, дома нет родственников.
Если белая жесткая шерсть – значит, дома ждет собака.
Когда женщина прижала ключ к металлическому кружку, Анна набросила капюшон, вытащила телефонную трубку и начала быстро говорить первое, что пришло на ум.
– …не знаю, он мне позвонил, а я ему говорю: мы с тобой договаривались на три, а не на пять, а теперь извини-подвинься…
Не
– Здравствуйте, – рассеянно согласилась Елена Юрьевна.
Женщина осталась ждать лифта. Анна помчалась вверх по лестнице, прислушиваясь к его гудению.
Второй этаж. Третий. Четвертый. Пятый. На шестом двери открылись.
Лестничной площадкой выше девушка услышала, как звякнули ключи.
В дорогом кашемировом пальто не гуляют с белыми собаками. Пусть это будет не слишком крупный пес, подумала Анна, пусть болонка, а не алабай.
Она спустилась на шестой и встала так, чтобы ее нельзя было увидеть из глазка.
Вскоре замок щелкнул. Дверь приоткрылась, и наружу вылетел низенький белый терьер, похожий на новенькую швабру.
Анна кинулась на выходящую следом женщину, втолкнула ее в квартиру и захлопнула дверь. Елена Юрьевна закричала. Снаружи надрывался пес, гулкий лай разносился по этажам.
Не раздумывая, девушка ударила локтем в настенное зеркало. Со звоном посыпались осколки и захрустели под ногами. Она подняла один, похожий на расплющенную сосульку, и на мгновение увидела в нем свое отражение – огромные страшные глаза, закушенная до крови губа.
Елена Юрьевна пыталась встать с пола. Анна толкнула ее, села сверху. Осколок прижала к сонной артерии.
– Деньги в сейфе! – лепетала женщина. – Я скажу код, все скажу, у меня есть рецепты, я знаю, у кого попросить…
Лучше бы тебе и впрямь попалась наркоманка, подумала девушка.
– Где дядя Костя? – раздельно спросила она. – Константин Мельников! Где он?
Женщина так сильно изменилась в лице, что у Анны не осталось иллюзий. Она вдавила острие в кожу.
– Рассказывай!
Полтора часа спустя пес по кличке Фредди, задремавший на коврике, услышал, как проворачивается дверная защелка. Он лениво взмахнул хвостом.
– Ступай домой, малыш, – разрешила девушка.
Она сунула в карман фотографию Никиты Сафонова и побежала вниз по лестнице.
Глава 5
Вторым в списке Илюшина был Борис Лобан.
Родители Лобана жили в подмосковном Серпухове. Дверь Макару открыл неопрятного вида пожилой мужчина в семейных трусах и грязно-белой майке.
– Иван Сергеевич? Я вам звонил…
– С ней вон разговаривай, – на полуслове перебил его хозяин.
К Илюшину вышла краснолицая женщина лет пятидесяти
– На кухню пойдем, – без выражения приказала женщина и ушла, не дожидаясь его ответа.
В воздухе стояла сигаретная вонь. Нет, сам воздух был удушливой застарелой вонью. На плите в сковородке что-то шкворчало, сквозь грязное стекло духовки смутно угадывался противень с пирогами, но ароматов еды Илюшин, как ни старался, ощутить не мог. Он посочувствовал судьбе терьера.
Хозяйка опустила собачку на пол, обернулась к Макару и сощурилась.
– Ты, значит, хочешь писать про Бориса…
– Я собираюсь создать альбом обо всех студентах нашего курса, – вежливо ответил Илюшин.
– Чего стоишь! – Она ногой придвинула ему табуретку и запахнула халат. – О Борисе, значитца… Хороший он был парень. Сам себе дорогу пробивал, своим умом. Все его любили. У него и невеста была в деревне, они росли вместе, в соседних дворах… – Женщина вытерла сухие глаза и без перехода спросила: – Сколько платишь-то?
– Плачу за что?
– За Борьку.
Илюшин поднял брови.
– Даром такие вещи не делаются, – веско сказала женщина. – Я не дура – задарма тебе языком чесать. У меня бы сейчас уже внуки бегали! А вместо этого что? Сижу вон, обихаживаю этого козла… – Она ткнула куда-то за спину Илюшину. – Меня судьба обидела! Если ты хочешь писать про моего сына, я тебе ни слова бесплатно не скажу. У вас там в Москве привыкли все на халяву получать… Нетушки. Обойдешься.
Макар смотрел на мать Бориса Лобана и чувствовал не отвращение, а жалость.
– Сколько вы хотели бы получить, Вера?
Бабкину не стану рассказывать, что заплатил ей, подумал он. Сергей вытряс бы из этой жадной глупой бабы все подробности. А я стал какой-то слабак. Может, кризис среднего возраста, или просто мне терьера этого жалко с его дурацким бантом, лежит ведь под столом, нюхает этот дрянной воздух… Хоть бы форточку она открыла, что ли.
У Веры Лобан загорелись глаза.
– Сорок тысяч, – выпалила она.
Макар засмеялся.
– Тридцать, – сбавила Вера. – Ты моего Борю не знал! Такой был парень… умный, красивый, все бабы его привечали, он, если б захотел, на любой мог жениться!
– Я с вашим Борей учился на одном курсе, – напомнил Макар.
– …ему эти ваши студентики в подметки не годились! – гнула она свое. – Он хотел в судьи пойти. Всех бы обошел! Мне каждый день говорил: спасибо, мамочка, что делаешь из меня человека. Не врал, не воровал, никаких грехов на нем не было!
Она набивала цену своему покойному сыну, как мясник – бараньей туше. Илюшин слушал, и его сентиментальный порыв таял с каждой секундой.
– Враги у него были?
– Только эти, бывшие приятели его… туфта, а не приятели!