Человек из легенды
Шрифт:
к — Ты-ы?! — простонал он. — Не думал встретить тебя [в эту минуту. Извини старика, нервы стали ни к черту... |'0 тебе уже в газетах пишут. Прочитал вот: «Особа от-ичнлея гвардии старший лейтенант Фадеев, сбивший ]Лично один Ю-87, два Ме-109г и один «мессершмнтт» в Е_Паре с летчиком Тараненко». А ты знаешь, кто такой Та-
Гненко? Это мой командир полка.
Судариков ткнул заскорузлым пальцем в газету.
— Вот тут написано,— продолжал он, — что сбили вы шесть «мессов», одного «фоккера» и одного «лапот-
Инка». А сколько же было вас и какою ценою досталась
Вадиму жалко было смотреть на человека, которого в начале войны считал примером, а теперь опустился он до неузнаваемости. От него и сейчас на расстоянии несло водкой.
— Бросили бы вы, батя, зеленого змия, — сказал Вадим. — Загубит он вас окончательно.
— Нет, ты на вопрос мой ответь! — настаивал Судариков.
— Вчера во второй половине дня я повел группу из трех четверок и в целости привел ее обратно, — сказал Вадим. — Что русскому здорово, батя, то немцу смерть — так говорит старая пословица.
— Обидно, Фадеев, знаешь, как обидно. Ты же был сержант, рядовой летчик, а я твой командир полка. И вот мы ровня теперь, оба командиры эскадрилий. Слыхал небось, зимой под трибунал угодил, за пьянки с подчиненными и прочее отхватил десять лет. Заменили фронтом с понижением в должности. А мне бы уже дивизией... Сегодня я повел восьмерку, начал бой с четырнадцатью «сто девятых», к ним присоединилось два «фоккера» и четыре Me-110, Мы держались друг друга, а они, черти, носились вокруг нас, как осы.
«Вот она, наша старая тактика, — подумал Вадим.— Крыло к крылу, кучкой. Сами себя сковываем, обрекаем на оборонительный бой, а нужна свобода маневра хорошо слетанных пар...»
— Мне пробили левую плоскость и левый консольный бензобак. И тут же три «сто девятых» и один «сто десятый» отрезали меня от группы. Да ты садись, чего ради стоять. Так вот, сбил я одного Ме-109 и одного Me-110, два спаслись бегством.
Вадим почему-то не поверил своему бывшему командиру, особенно, когда тот добавил, что на пути к аэродрому встретил еще четырех «мессов» недалеко от Попови-ческой. Отбился и от них, но самолет изрешечен и пришлось сесть на вынужденную. Воевал Судариков на Хасане. До войны наградили его орденом «Знак почета». В первые месяцы на Южном фронте командовал эскадрильей, орден Красного Знамени дали. Потом стал командиром полка, майора присвоили. За боевые дейст-76
впя полка наградили его вторым орденом Красного Зна-[меии...
Есть люди, которые проявляют свои лучшие качества, [ока руководит ими опытный начальник, пока может воздействовать на них партийная организация, коллектив, [о стоит таким людям доверить самостоятельный уча-гок, дать большой пост, как они теряют свой прежний (блик, стараются выйти из-под влияния партийной организации, превращаются в самодуров или бюрократов, |лоупотребляют своим служебным положением, расправляются с неугодными им подчиненными, становятся на (уть очковтирательства, пьянства, морального и бытового 1азложения. Примерно таким оказался и Судариков.
! И у Вадима были основания теперь не верить столь невиданной храбрости Сударикова. Получив назначение сомандиром полка, он не рвался в бой, старался как ложно
Но совсем не летать тоже нельзя. И Судариков, не Долетая линии фронта, возвращался под предлогом неисправности какого-нибудь прибора или мотора. Сначала 1му верили, хотя ни техники, ни инженеры никаких неисправностей в самолете не находили. И вот однажды он :ел на вынужденную недалеко от линии фронта. Через 1ва дня Судариков вернулся в часть и заявил, что загорелся мотор и он еле потушил его землей, что местность, где остался самолет, уже занята немцами и ехать, следовательно, туда ремонтникам незачем. На самом деле, на том участке фронта, недалеко от Ростова, наши войска продвинулись вперед. Самолет Сударикова нашли в г поле совершенно исправным и перегнали на свой аэро- дром. О трусости командира полка до командующего ВВС Южного фронта не дошло, зато в полку авторитет В Сударикова окончательно упал.
— Прочитал вот о тебе в газете, — продолжал Суда-в риков, — и до слез обидно стало. Не-ет, не от зазисти. г. Обидно, что я сам загубил свою жизнь, за те глупости,
что натворил, и тебя, такого парня, чуть не расстрелял тогда, под трибунал отдал. А за что? — крикнул Судариков н понизил голос до шепота. — За то, что ты сбил в том бою два «сто девятых», что ходил в лобовую атаку, что лыжу тебе перебило и ты при посадке скапотировал и случайно не раскроил себе черепок?! Ты не сердись, прости меня, Фадеев, если можешь. По пьянке я тогда тебя, раненого, не разобравшись, а потом из самолюбия под трибунал. И ты выстоял, тебя не судили, мне строгача дали, а через год сам до трибунала докатился. Из партии выгнали. Теперь не подняться мне, Фадеев. Кончено. Точка.
По щекам Сударикова текли слезы. После такой исповеди человека, попавшего в беду, Вадим вдруг поверил: не врал он, что сбил сегодня два самолета, что на изрешеченной машине отбился еще от четырех «мессов». Поверил и понял, неконченый он человек, нельзя только выпускать его из-под влияния партийной организации, хоть и нет у него партийного билета. Требовательность и доверие командира и коллектива могут вернуть ему веру в себя, и у него снова вырастут крылья. Судариков отвернулся, вытер ладонью слезы.
— Точку ставить рано, — сказал Вадим убежденно.— Рано, батя. Солдат в беде не плачет, а у вас беда...
— Можешь на «ты» со мной, — перебил Судариков.— Только и того, что на десять лет старше. И не батя теперь я тебе. Как ты сказал? Солдат в беде не плачет? Да я и не плачу. Это я так, с тобой разоткровенничался, душу свою наизнанку перед тобой вывернул, а там, — махнул он рукой, и Вадим понял: в полку—там я молчу. — Старых друзей растерял, новых... Кому я такой нужен?.. Нервы разболтались, одно лекарство —ликер «шасси», антифриз, самогон... Молчишь? Сердишься на меня?