Человек из пустыни
Шрифт:
— Эннкетин, да что такое? Что случилось? Я тебя таким ещё никогда не видел!
— Ваша светлость, — пробормотал Эннкетин тихим, дрожащим и срывающимся от слёз голосом, — если вы уедете, я умру. Мне не жить без вас! Моё сердце уже и так надорвано тем, что мой ненаглядный господин Лейлор от нас уехал, а если ещё и вы… Я недолго проживу, я умру от тоски.
И он, схватив руку Джима, покрыл её поцелуями и облил слезами. Джим и сам расстроился почти до слёз, тронутый до глубины души такой слепой преданностью и горячей привязанностью.
— Эннкетин, хороший мой… Пойми, после свадьбы я ведь не смогу жить отдельно от лорда Хайо. У него на Флокаре работа, которую он любит и не хочет бросать, а ещё у нас с ним ребёнок. — И, приложив руку к груди, Джим добавил тихо, с болью: — Моё сердце зовёт меня туда, пойми.
— А моё сердце приказывает мне быть рядом с вами! — воскликнул Эннкетин, сжимая обе руки Джима и снова горячо их целуя. — Если вы не можете остаться, возьмите меня с собой! Вы сами знаете, я годен на любую работу, я смогу служить вам на Флокаре так же, как здесь! Пожалуйста, ваша светлость, умоляю вас, возьмите меня с собой туда!
— Но кто же останется здесь? — недоуменно нахмурился Джим. — Если мы возьмём тебя, дом останется без дворецкого.
— Да почему же? Нет, ваша светлость! — убеждённо возразил Эннкетин. — Айнен справится. Специальностью дворецкого он владеет, он получал её на Мантубе, а если что-то и подзабыл, то я быстренько его натаскаю, и он всё вспомнит. К тому же, он мне часто помогал, так что он в этом не новичок. Ваш дом и вашу семью он знает и любит, ведь он у нас очень давно. В этом году исполнилось двадцать шесть лет, как он здесь служит, — неужели этого мало? Он справится, ваша светлость, я в этом уверен. Не беспокойтесь!
Эннкетин заглядывал Джиму в глаза с робкой надеждой, нежно поглаживая его руки. Джим задумался. Начиная на Флокаре новую жизнь, было бы не лишним взять туда с собой что-то из прошлой жизни — на память о доме. Почему бы не взять Эннкетина? Более преданного и любящего существа, чем он, невозможно было себе представить, да и пользу он мог принести немалую.
— Что ж, думаю, мы найдём тебе на Флокаре применение, — сказал Джим.
Эннкетин просиял.
— Спасибо, ваша светлость! — вскричал он, вне себя от счастья, и опрокинул флакончик с бальзамом. Со смехом подобрав его, он выдавил из него себе на ладонь порцию бальзама и принялся энергично растирать ногу Джима. Не совладав с распирающими его чувствами, он стал неистово покрывать её поцелуями, как много лет назад.
— Эннкетин, — строго нахмурился Джим.
— Да, да, простите, — сконфузился тот. — Я позволяю себе лишнее.
Он взял себя в руки и продолжил деловито массировать ногу Джима с бальзамом. Он так сиял от радости, что Джим не мог на него сердиться: глаза Эннкетина восторженно сверкали, а гладкая голова прямо-таки светилась, как лампочка. Засмеявшись, Джим чмокнул его в макушку.
— Думаю, я тоже не смог бы без тебя обходиться, — сказал он.
Познакомил Джим Рэша
— Славный молодой человек, — заключил он. — Пусть он отпрыск разорившегося рода, но он вполне достоин носить титул лорда.
Новость о том, что Джим покидает Альтерию, лорд Райвенн и Альмагир приняли стойко.
— Что ж, дитя моё, это твоя жизнь, и ты волен поступать по своему разумению, сердцу и совести, — сказал лорд Райвенн со вздохом. — Это твоё решение, и оспаривать его я не стану.
Через две недели после приезда Рэша, девятого илине, Джим надел диадему во второй и, надо полагать, в последний раз в своей жизни. Когда они с Рэшем, в белых свадебных костюмах самого простого покроя, в сопровождении Илидора, лорда Райвенна и Альмагира вышли на крыльцо, чтобы сесть в белый флаер с открытым верхом, на посадочную площадку опустился чёрный, сверкающий на солнце королевский флаер-«лимузин».
— Неужели Раданайт? — проговорил лорд Райвенн.
Но из флаера появился не король, а юное создание в нежно-лиловом костюме и такого же цвета накидке, отделанной золотыми тесьмами, с роскошным букетом розовых и белых ландиалисов. Сверкая в солнечных лучах спускающимся ниже пояса водопадом золотисто-каштановых волос, серебристым обручем диадемы, золотым поясом на тонкой талии, золотыми туфельками и «ползучими» узорами на голенях, создание взбежало на крыльцо и стиснуло Джима в объятиях:
— Папуля, поздравляю!
— Спасибо, детка, — улыбнулся Джим, целуя его. — Я рад, что ты приехал. А король, значит, не удостоит нас чести?
— Ой, папуля, он ужасно занят, у него полный кабинет министров, — ответил Лейлор, сморщив носик. — Но он уполномочил меня передать тебе от его имени горячие поздравления и пожелание долгих лет счастья.
— Ну, спасибо и на том, — проронил Джим.
Лейлор тем временем, сияя ослепительной улыбкой, обратил свой взгляд на Рэша.
— Привет, Рэш! — весело воскликнул он и тут же без церемоний повис на шее лорда Хайо.
Рэш, приподняв его в объятиях, чуть покружил и поставил на ноги.
— Здравствуй, мой хороший, — ответил он ласково. — Чудесно выглядишь.
— Спасибо, я знаю, — ответил Лейлор самодовольным тоном, но с весёлыми смешинками в глазах. И, рассмеявшись, чмокнул Рэша в обе щеки: — Поздравляю! Я ужасно рад за вас с папой.
Когда его взгляд встретился со взглядом Илидора, смешинок в нём поубавилось. Совсем другим, робким и тихим голосом Лейлор проговорил: