Человек, который знал слишком много
Шрифт:
Фишер задумчиво поглядел ему вслед и вдруг, словно повинуясь порыву, двинулся за ним. Они прошли сквозь суету базара, меж корзин и тележек, миновали деревянную вывеску "Зеленого дракона", свернули в темный переулок, вынырнули из-под арки и снова нырнули в лабиринт мощенных булыжником улиц.
Решительный, коренастый Грайс важно выступал впереди, а тощий Фишер скользил за ним словно тень в ярком солнечном свете. Наконец они подошли к бурому кирпичному дому; медная табличка у дверей извещала, что в нем живет мистер Грайс. Хозяин дома обернулся и с удивлением увидел своего преследователя.
–
Агент удивился еще больше, но кивнул и любезно провел гостя в кабинет, заваленный листовками и увешанный пестрыми плакатами, сочетавшими имя Хьюза с высшим благом человечества.
– Мистер Хорн Фишер, если не ошибаюсь, - сказал Грайс - Ваш визит, конечно, большая честь для меня. Однако не буду лукавить меня совсем не радует, что вы вступили в спор. Да вы и сами знаете. Мы здесь храним верность старому знамени свободы, а вы являетесь и ломаете наши боевые ряды.
Мистер Элайджа Грайс не любил милитаризма, но питал пристрастие к военным метафорам. У него была квадратная челюсть, грубое лицо и драчливо взлохмаченные брови. В политику он ввязался чуть не мальчиком, знал все и вся и отдал политической борьбе свое сердце.
– Вероятно, вы думаете, что меня гложет честолюбие, - сказал Хорн Фишер, как всегда, с расстановкой.– Мечу, так сказать, в диктаторы. Что ж, сниму с себя это подозрение. Просто я хочу кое-чего добиться. Но сам делать ничего не хочу. Я очень редко хочу что-нибудь делать. И я пришел сюда, чтобы сказать я готов немедленно прекратить борьбу, если вы мне докажете, что мы оба добиваемся одного и того же.
Агент реформистов растерянно взглянул на него, но Фишер не дал ему ответить и продолжал так же медленно:
– Как ни трудно в это поверить, я еще не потерял совести и меня терзают сомнения. Например, мы оба хотим провалить Вернера, но как? Я слышал о нем пропасть сплетен, но можно ли пользоваться сплетнями? Я хочу вести себя честно и с вами и с ним. Если хоть часть слухов верна, перед ним надо закрыть дверь парламента, как закрыли бы дверь любого клуба. Но если они неверны, я не хочу ему вредить.
Тут боевой огонек вспыхнул в глазах Грайса, и он заговорил пылко, если не сказать - гневно. Он-то не сомневался, что все рассказы верны, и подкрепил их собственными. Вернер не только жесток, но и подл, он разбойник и кровопийца, он дерет с крестьян три шкуры, и всякий порядочный человек вправе от него отвернуться. Он выжил старика Уилкинса с земли подло, как карманный вор; он довел до богадельни тетку Биддл; а когда он вел тяжбу с Длинным Адамом, браконьером, судьи краснели за него.
– Так что, если вы встанете под старое знамя, - бодро закончил Грайс, - и свалите такого мерзавца, вы об этом не пожалеете!
– Но раз все это правда, - сказал Фишер, - вы расскажете ее?
– То есть как это? Сказать правду?– удивился Грайс.
– Сказали же вы мне, - ответил Фишер.– Расклейте по городу плакаты про старика Уилкинса. Заполните газеты гнусной историей с тетушкой Биддл.
Изобличите Вернера публично, призовите его к ответу, расскажите про браконьера, которого он преследовал. А кроме того, разузнайте, как он
Агент смотрел на него кисловато, хотя и дружелюбно.
– Ну, знаете!..– протянул он.– Такие вещи приходится делать по правилам, как положено, а то никто ничего не поймет. У меня очень большой опыт, и я боюсь, что ваш способ не годится. Люди понимают, когда мы обличаем помещиков вообще; но личные выпады делать непорядочно. Это - удар ниже пояса.
– У старого Уилкинса, наверное, пояса нет и в помине, - сказал Фишер.– Вернер может бить его куда попало, никто и слова не скажет. Очевидно, главное - иметь пояс. А пояса бывают только у важных персон. Может быть, задумчиво прибавил он, - так и надо толковать старинное выражение "препоясанный граф", смысл которого всегда ускользал от меня.
– Я хочу сказать, что нельзя переходить на личности, - хмуро сказал Грайс.
– А тетушка Биддл и Адам - браконьер не личности, - сказал Фишер. Что ж, видимо, не приходится спрашивать, каким образом Вернер сколотил деньги и стал... личностью.
Грайс по-прежнему смотрел на него из-под нависших бровей, но странный огонек в его глазах стал светлее. Наконец он заговорил другим, более спокойным тоном:
– Послушайте, а вы мне нравитесь. Я думаю, вы действительно человек честный и стоите за народ. Может быть, вы гораздо честнее, чем сами думаете.
Тут нельзя действовать напролом, так что лучше не вставайте под наше знамя, играйте на свой страх и риск. Но я уважаю вас и вашу смелость и окажу вам на прощанье хорошую услугу. Я не хочу, чтобы вы ломились в открытую дверь. Вы спрашиваете, каким образом новый помещик добыл деньги и как разорился старый? Отлично. Я скажу вам кое-что ценное. Очень немногие об этом знают.
– Спасибо, - серьезно сказал Фишер.– Что же это такое?
– Буду краток, - ответил Грайс.– Новый помещик был очень беден, когда получил земли. Старый помещик был очень богат, когда их потерял.
Фишер в раздумье глядел на него, а он резко отвернулся и принялся перебирать бумаги на письменном столе. Кандидат снова поблагодарил его, простился и вышел на улицу, по-прежнему в большой задумчивости.
Раздумья его, по-видимому, привели к какому-то решению, и, ускорив шаг, он вышел на дорогу, ведущую к воротам огромного парка, принадлежавшего сэру Франсису. День был солнечный, и ранняя зима походила на позднюю осень, а в темных лесах еще пестрели кое-где красные и золотые листья, словно последние клочки заката. Путь пролегал через пригорок, и Фишер увидел сверху, у самых своих ног, длинный классический фасад, усеянный окнами. Но когда дорога спустилась к ограде поместья, за которой высились деревья, он сообразил, что до ворот усадьбы добрых полмили. Он пошел вдоль ограды и через несколько минут увидел, что в одном месте в стене образовалась брешь и ее, по-видимому, чинят. В серой каменной кладке, будто темная пещера, зиял большой пролом, но, приглядевшись, Фишер рассмотрел за ним шелестящие в полутьме деревья. Этот неожиданный пролом был словно заколдованный вход в сказочную страну.