Человек меняет кожу
Шрифт:
– Не говори! – меланхолически бросил парень в синей майке. – Махорку дашь – пойдём!
– А ты почём можешь знать – нужна махорка рабочему человеку али нет, раз сам некурящий?
По всему бараку покатился хохот.
Гармонист восторженно брякнул на гармошке целый куплет.
– Это что такое? – раздался грозный голос у входа.
В дверях стоял Ерёмин.
Четверяков подошёл к нему вплотную.
– Рабочие бузят, не получили махорки, не хотят идти работать. Я их пробовал уговаривать – не слушают. Может быть, вы, Николай Васильевич, их образумите? Вы с ними умеете говорить. А меня ждут
Не дожидаясь ответа, Четверяков быстро вышел из барака.
– Это ещё что такое? – грозно повторил Ерёмин.
Гармонист приумолк.
– Что вы тут за бузу затеяли? На работу не выходить? Прогуливать? Кулацкие подголоски вас тут подкручивают, а вы, как стадо баранов, против строительства идёте, против советской власти? Не дашь вам махорки, так вы и работать не будете?
– И не будем. Не дашь махорки – не будем.
– Да нет сейчас махорки, говорят вам! Всю выкурили! Откуда я вам возьму?
– Поищи – найдёшь.
– Где ж это прикажешь искать?
– У себя на квартире поищи, – небось чемодан папирос найдёшь.
– Мы не гордые, мы и папиросы покурим.
Ерёмин побагровел.
– Ах вы… да вас разогнать мало!
– Не торопись – сами уйдём.
– Поработали и хватит, пущай другие!
– Вы за пачку махорки советскую власть продадите! – кричал Ерёмин. – Мы на фронте, когда с белыми дрались, листья дубовые курили, тогда махорки не было!
– Ты тут сначала дубки посади, может и мы покурим, а то листика одного окрест днём с огнём не отыщешь. Из верблюжьего дерьма, разве что, цигарки крутить прикажете?…
Как приехал агрономЗа коровьим дерьмом,Не найдёт нигде никак —Раскурили на табак… —брякнул восторженно гармонист.
Барак одобрительно заржал, и подзадоренный гармонист, развернув гармонь веером, затянул во всю глотку:
Курил барин с псом сигары,Пришла революция,Нынче барин хвост коптит,А собака куцая.Кларк, задержавшийся у входа, молчаливо наблюдал за всей сценой.
– Вы, наверное, удивляетесь, что здесь происходит? – обратилась к нему Полозова. – Рабочим с вашего участка не привезли махорки, и они не хотят поэтому выйти на работу.
– Это рабочие с того участка, на котором я буду работать? – переспросил Кларк.
– Да, видите, какая неприятность сразу, при первом знакомстве.
Кларк растерянно провёл рукой по волосам. Ещё по дороге он много думал о том, какими средствами вернее всего он сможет приобрести необходимый авторитет среди подчинённых ему рабочих, установить принятые в этой стране товарищеские отношения, сохраняя надлежащую дистанцию. Неожиданный инцидент путал все обдуманные планы и, с другой стороны, создавал непредвиденную возможность каким-то удачным жестом сразу же приобрести расположение рабочих. Если сейчас он не решится на что-нибудь особенное, другой такой случай вряд ли скоро подвернётся.
Он нагнулся к Полозовой:
– Скажите, это не будет неудобно, если я попытаюсь
– Вы? А знаете, это неплохая идея!.. Товарищ Ерёмин, мистер Кларк хочет сам поговорить с рабочими своего участка. Это наверняка произведёт впечатление. Как вы думаете?
– Американец? А ну, валяй, пусть попробует.
– Давайте, мистер Кларк. Это будет очень хорошо.
Полозова выступила вперёд.
– Товарищи, к нам на строительство приехал из Америки инженер Кларк, который будет у нас здесь работать на первом участке. Он хотел бы сказать вам несколько слов и просит минуту внимания.
Гармошка умолкла.
Рабочие поднялись и присели на нарах, дальние придвинулись ближе, присматриваясь к гостю в куцых штанах. Водворилась тишина.
– Говорите, – толкнула Полозова Кларка.
Кларк смущённо откашлялся и сказал негромко по-английски:
– Рабочие, я понимаю, что без табаку курящему человеку трудно. Но ведь оттого, что вы не будете работать – ничего не изменится. Табак от этого не появится, а работа будет стоять. Будьте благоразумными не создавайте затруднений для администрации. Я присутствовал вчера на совещании, где говорилось о вопросах транспорта, и знаю, что временные затруднения со снабжением вызваны не недосмотром, а действительно физической невозможностью обслужить все области строительства при помощи очень ограниченного транспортного парка. Не создавайте лишних трудностей и выйдите на работу…
Он умолк, хотел ещё что-то сказать, но позабыл, смущённо откашлялся и не сказал больше ничего.
– Товарищи! – подумав минуту, перевела Полозова. – Инженер Кларк говорит, что у себя на родине, в Америке, он много слыхал о русских рабочих, которых американский пролетариат рассматривает как своих учителей, показавших рабочим всего мира, как надо делать революцию и как надо защищать её завоевания. Поэтому он говорит, что первая встреча с русскими рабочими принесла ему большое разочарование. Инженер Кларк говорит, что если все русские рабочие так же понимают свой долг перед революцией, то с такими рабочими социализма не построить. О том, что он здесь слышал и видел, ему стыдно будет рассказать американским рабочим.
Кларк во время перевода смущённо стоял в стороне, чувствуя на себе десятки пар внимательных глаз. Он сознавал, что произнёс плохую речь, и не понимал, почему так волнуется Полозова, переводя его слова, которые казались ему в эту минуту глупыми и беспомощными. Нужно было обязательно что-то предпринять и поправить впечатление от неудачной речи. Когда Полозова кончила, он внезапно сделал несколько шагов вперёд, подойдя вплотную к первым нарам, вытащил из кармана коробку папирос и протянул её рабочим.
Воцарилось неловкое молчание.
Несколько рук потянулось за папиросами.
– Инженер Кларк сказал ещё, – добавила поспешно Полозова, – что он приехал сюда работать не за еду и не за табак, и что тем, которые своё участие в социалистическом строительстве ставят в зависимость от пачки махорки, – он охотно уступает свою порцию.
Кларк всё ещё стоял с коробкой папирос в протянутой руке. Никто больше из коробки не брал. Парни, которые уже взяли, не закуривая, сосредоточенно вертели папиросу в пальцах.