Человек на метеоре
Шрифт:
Такова была Нона. Как я сказал, мы жили в нашей пещере и любили друг друга — два единственные человеческие существа в нашем мирке. Но это было заблуждение, как вы скоро увидите. Там, на нашем маленьком метеоре, жили тысячи других — правда, не похожих на нас, но все-таки «человекоподобных» существ. Но в то время мы этого еще не знали.
Время шло. Как долго это длилось, не могу сказать. Месяц, пять месяцев, может быть. Время неуловимо, как ветер, в чем вы очень скоро убедитесь, если будете жить в полусумраке, есть, когда вам удастся достать пищу, спать, когда устанете,
Много забот доставляла нам необходимость постоянно доставать и пополнять запасы пищи. Я упоминаю об этом, так как это обстоятельство было непосредственной причиной вскоре происшедшей необыкновенной перемены в нашем существовании. Однажды случилось так, что мне не удалось поймать ящерицы. Грибообразные растения, которые выращивала Нона, начали внушать мне отвращение. В поисках ящерицы я осмотрел все уголки нашей пещеры, все ее входы и выходы, и, ничего не добившись, вернулся обратно.
Нона развела огонь и сидела около него, осушая свои волосы. Плечи ее были мокрые: она только что вышла из ручья. Несколько раковин, или нечто похожее на них, лежало у ног ее.
— Посмотри! — торжествующе закричала она. — Их можно есть. Мой муж Нэмо может достать их. Их много в воде.
Я вскрыл одну из раковин и съел моллюска. Оказалось вкусно. Чтобы выразить мое одобрение, я поцеловал ее, и руки ее обвились вокруг моей шеи. Нона всегда была очень счастлива, когда я хвалил ее; казалось, она только и думала о том, чтобы заслужить мою похвалу. После того, как она приласкала меня, я встал.
— Как достать их? — спросил я. — Нона должна один раз показать мне, — тогда я буду массами собирать их, и мы будем их есть.
Вслед затем произошло нечто необыкновенное, то есть то, что показалось бы необычайным вам здесь, на Земле! Что касается меня, то в тот день, на метеоре, я испытал только страх. Нона повела меня в ручей, и мы глубоко погрузились в него. Мне приходилось купаться там, но никогда я не заходил так далеко. Нона, однако, иногда делала это. Теперь она повела меня вперед к тому месту, где вода уходила под низкий полукруглый проход в нашей пещере и углублялась в недра метеора.
Дно ручья под моими ногами постепенно начало понижаться. Вода вокруг меня становилась глубже — дошла до груди, до плеч, почти до шеи. Я испугался. Я старался вырваться из рук Ноны, которая влекла меня вперед. Волосы ее расплылись кругом по воде, как золотистые морские водоросли. Под ее запрокинутым подбородком была молочно-белая вода.
Глаза ее нежно улыбались мне. — Нет, — сказала она. — Мой муж Нэмо никогда не может чувствовать страха.
Страха! Я не мог допустить, чтобы она заметила это. Я презрительно фыркнул, и мы пошли вперед.
Вода дошла мне до подбородка. Мы теперь были совершенно под землей — едва на фут от моей головы был потолок подземного прохода. Я мог различить впереди место, где потолок касался воды.
Внезапно я вспомнил о Ноне. Одной рукой она все еще держала меня, а другую вытянула, упираясь в боковую стену, чтобы помочь нам бороться со слабым течением, увлекавшим нас вперед.
Вода теперь достигала почти верхушки ее головы. Я мог рассмотреть ее лицо под поверхностью воды. Круглый рот ее был широко раскрыт; из него с бульканьем выходили один за другим воздушные пузыри. Грудь ее равномерно и быстро расширялась и сжималась, по-видимому, с большим напряжением, как у запыхавшегося человека. Она
II
Я молча пристально смотрел на Нону.
Все меньше воздушных пузырей показывалось у нее изо рта, пока, наконец, они совершенно перестали появляться. Воздух из ее легких совершенно был вытеснен; его заменила вода. Открытым ртом она втягивала и выпускала воду — быстрое дыхание до крайнего предела напрягало междуреберные мускулы.
Нона улыбалась мне из-под воды, которая была теперь не молочно-белой, а странно светлой и прозрачной. Я почувствовал, как она потянула меня за руку; я ступил вперед, и лицо мое погрузилось в воду.
Каково бы ни было мое прежнее существование, несомненно ничего подобного мне не приходилось испытывать. Инстинктивно я удерживал дыхание, пока только мог. Я старался вырваться от Ноны и высунуть голову из воды. Но она удерживала меня; и страх мой, как бы она не заметила, что я боюсь, был сильнее страха перед водой.
Наконец, задержанное дыхание с шумом вырвалось из моего рта. Затем, в отчаянии я вдохнул глоток воды и едва не задохнулся. Я попробовал кашлянуть, но не мог или, вернее, кашель превратился в выдох.
В ушах у меня шумело, как будто мимо них быстро неслись потоки вашего водопада Ниагара. Голова моя и грудь разрывались на части; сначала их охватило ледяным холодом, затем они горели, как огонь. Глаза мои были открыты. Я стоял около Ноны, и она смотрела на меня. В полусвете воды я мог видеть ее почти так же отчетливо, как на воздухе. Она ободряюще улыбнулась мне, и я постарался ответить ей улыбкой.
Теперь я втягивал и выпускал воздух, широко раскрыв рот, как издыхающая рыба. Мускулы моей груди и диафрагмы мгновенно напряглись. Дыхание стоило мне страшных усилий. Казалось, что тяжесть в груди сдавливает мне сердце; внутреннее пламя как бы сжигало меня — миллионы воспаленных крохотных легочных проходов противились вторжению непривычного вещества.
Все кружилось перед моими глазами. Я потерял сознание от недостатка кислорода. Отравленная венозная кровь затуманила мой мозг.
Затем я стал чувствовать себя лучше. Я дышал уже почти так же быстро, как Нона и далеко не с таким усилием, как раньше. Вы сомневаетесь? На том основании, что вы не можете дышать вашей земной водой, вы делаете вывод, что и я не мог дышать той водой, которая была на моем метеоре. Что за странная логика! Однако, все вы, жители Земли, мыслите таким образом. Это — недостаток вашего мышления, думаю я, поэтому я должен попытаться разъяснить вам, в чем дело.
Дыханием достигается два существенных обстоятельства. Во-первых: в организм вводится кислород, при содействии которого вещества, получающиеся от разложения мускулов, нервных и иных тканей, могут превращаться в легко удаляемый состав. Во-вторых: непосредственно удаляется самый вредный и потому самый важный из этих испорченных веществ — углекислый газ. У человека, насколько вы изучали его на Земле, это совершается при помощи легких. Венозная кровь, испорченная углекислым газом и другими вредными веществами, нуждаясь в новом притоке кислорода и в удалении углекислого газа, проталкивается сердцем через легкие. Они по своему строению представляют собой огромный внутренний орган, по поверхности покрытый сетью сосудов, через которую бесчисленными мельчайшими струями протекает кровь.