Человек не сдается
Шрифт:
Они разговаривали и медленно шли по бульвару, вдоль которого во всю мочь цвела акация. В напоенном солнцем воздухе первого июньского дня вился тополиный пух.
– Какой вы непонятливый, Виктор Степанович.
– Люба уже поборола смущение, охватившее ее при неожиданной встрече, отогнала тревогу, сообразив, о чем хочет говорить с ней Савченко.
– Я ведь могу опоздать!
Виктор Степанович остановился, взял Любу за руку и испытующе посмотрел в ее улыбающееся лицо с большими зеленоватыми глазами, которые в тени густых ресниц казались темными.
–
– Нет, - тихо отвечала Люба.
– Не улетучится.
– В глазах ее полыхнул жаркий огонек девичьего упрямства.
Савченко горько усмехнулся и отпустил Любину руку. С чувством превосходства взрослого над ребенком сказал:
– Удивляюсь еще, как это вы вдвоем не оказались в медицинском институте.
– А вы угадали!
– Люба вдруг засмеялась звонко - так, что умолкли свиристевшие в белой кипени акации воробьи.
– Петя, верно, хотел вместе со мной идти в медицинский.
– И чего же не пошел?
– А я ему не разрешила! Велела в военное училище поступать, чтоб мужчину там из него сделали.
– И Люба снова засмеялась звонко и самозабвенно.
– И он послушался?
– безразлично спросил Савченко.
– А меня все хлопцы слушаются!
Савченко помолчал, вздохнул и с грустью промолвил:
– Я бы тоже был счастлив вас слушаться...
– Пожалуйста!
– Люба, тонкая, гибкая, как молодая березка, крутнувшись на каблучках, резко повернулась к Савченко и озорно повела глазами.
– Исправьте на нашем курсе все тройки на пятерки!
– Не удастся, Люба, - устало улыбнулся Савченко.
– Меня призвали в армию... Завтра уезжаю в Гродно и сейчас хотел бы...
– А кто у нас будет вести практику по хирургии?
– встревожилась Люба.
– Да не об этом речь!
– морща лицо, с досадой махнул рукой хирург. У меня очень, очень важный разговор...
– И как человек, решившийся на все, вдруг выпалил: - Люба... выходите за меня замуж!
Люба с изумлением смотрела в лицо Виктору Степановичу, в его застывшие в ожидании, полные страсти глаза, не зная, что ответить. Чувствовала, как горели ее щеки и навертывались слезы. Ей стало мучительно жалко этого хорошего большого мужчину и почему-то нестерпимо стыдно. Отвернувшись и потупив взгляд, она срывающимся голосом произнесла:
– Я вам не давала повода, Виктор Степанович... Но я понимаю: вы уезжаете... Я... я вам очень благодарна...
Савченко молчал, выжидая. А Люба, вдруг овладев собой, посмотрела на него ясными, честными глазами и очень будничными, как ей показалось, слишком простыми, не подходящими для такого случая словами досказала:
– Благодарю вас... Многим кажется, что я лишь хохотушка. Даже на комсомольском собрании прорабатывали. А вы поверили, поняли, что я не только озоровать умею...
– Все это понимают!
– воскликнул Савченко.
– Вы же умница, лучшая студентка!
– И лицо его оживилось, посветлело, в глазах загорелись трепетные
– А мне кажется - меня забавным ребенком считают, - продолжала Люба, волнуясь оттого, что Виктор Степанович не понял, к чему она клонит. Благодарю пас... Только зря вы... Я действительно очень люблю Петю. А вот сказать ему все стесняюсь. Но сегодня скажу...
Петр Маринин, держа в одной руке чемодан, а на другую перекинув плащ, стоял у подъезда вокзала и сумрачно смотрел на шумную, наполненную перезвоном трамваев и гудками автомобилей привокзальную площадь. Захлестывала обида, подступая к горлу твердым комом и медной звенью стуча в виски. Не пришла... Не нашла времени встретить его. А может, случилось что?..
И вдруг губы его задрожали в улыбке, из глаз лучисто брызнула радость, полыхнул по щекам огонь и теплой волной разлился по телу. Петр увидел, как с подножки подошедшего трамвая легко спорхнула... она, Люба!.. Быстро ступая по каменным плитам, Люба, запрокинув голову, озабоченно смотрела куда-то вверх. Петр догадался - смотрела на часы, что схлестнулись стрелками высоко на фасаде серого вокзального здания. Окликнул.
– Петенька-а!
– звонко крикнула Люба, увидев Маринина.
Вихрем налетев на Петра, чмокнула его в щеку, обдав ароматом недорогих духов.
– Петенька, извини! Только на десять минут опоздала... Ой какой смешной!
– тараторила Люба, повизгивая от восторга и со всех сторон рассматривая Маринина.
– А важный!.. И взаправду командиром стал!
– Младшим политруком, - осторожно поправил ее Петр, смущенно улыбаясь и не отрывая глаз от Любы.
– А почему не старшим?.. Ну ладно, - смилостивилась Люба, - ты мне младшим еще больше нравишься. Не будешь нос задирать.
– А я и не собираюсь задирать.
Люба вдруг перестала смеяться и тихо проговорила:
– Ты бы хоть поцеловал меня, Петя...
Румянец на щеках Маринина погустел. Он поставил чемодан, оглянулся на сновавших вокруг людей и с досадой проговорил:
– Народу кругом пропасть...
– Ну и пусть!
– счастливо засмеявшись, Люба стала на цыпочки и коротко прильнула своими губами к губам Петра. Затем, смутившись, тоже оглянулась на людей и взяла его чемодан.
– Пойдем, а то опоздаю. Через сорок минут у меня консультация, а завтра экзамен по анатомии.
– Люба!
– Петр испуганно посмотрел на девушку.
– Я ведь только на три часа. Следующим поездом на Сарны должен уехать.
– Никуда ты не поедешь! Я договорюсь с нашими мальчиками, переночуешь у них в общежитии.
– Нет, нет. Ты пойми: не имею права опаздывать. Лучше не ходи на консультацию... В загс пойдем!
– Куда?
– Люба смотрела на Петра смеющимися, во влажной зелени, глазами, высоко подняв тонкие брови.
– Пойдем распишемся... Мы же договорились: кончу училище - и ты выйдешь за меня замуж.
Люба вдруг затряслась от смеха, запрокидывая голову и обнажая иссиня-белые мелкие зубы. Петр смотрел на нее с недоумением, тревогой и обидой.