Человек отменяется
Шрифт:
«Эта красотка не подозревает, с кем общается. Ну ничего, ты меня еще узнаешь!» — подумал Дыгало. Но сказал совсем другое: «Настя, поверьте мне, Солженицын совсем не мой кумир, я его даже не читал. Более того, он мне совершенно неинтересен, а его концепция развития российских регионов и всей страны, с которой я знаком из печати, убеждает меня в том, что он неопытный прожектер. Говоря вашими словами, он „середнячок“ в вопросах обустройства мира. Я глобалист, у меня совсем другие авторитеты. Я вообще впервые вспомнил о нем в разговоре с вами, и то по случаю, сказать более — по недоразумению. Пройдет одно-другое поколение, помнящее его звездный час — Нобелевскую премию, — и он растает в памяти людской, как весенний снег, растворится, как в желудке горькая, вынужденная похлебка, без следа, с одним балансовым остатком — органическим удобрением.
— Вы радикал, Виктор Петрович, — усмехнулась Настя.
— Особую неприязнь вызывают у меня люди, незаслуженно отмеченные общественными почестями, те, кто постоянно являются членами различных «элитных тусовок», формирующих так называемые публичные точки зрения, — оживился молодой человек. Он торопился показать себя. — Те, кто пыжатся и словесными трюками пытаются доказать, будто у них есть царь в голове, а на самом деле его там нет, никогда не было и не будет. В нынешней Москве таких сколько угодно. Особенно они окучивают телевидение. Там есть такой начальник Аристов, здоровый малый, пару книжек уже, наверное, успел прочесть. Говорят, у него даже строжайший список имеется, кого можно приглашать на эфир, а кого нельзя; о каких темах позволительно публично размышлять, а на что категорическое табу. И эта трибуна называется общественным российским телевидением? Позор! Или предприимчивый чиновник от культуры господин Губодуров. С его ментальностью, одеждой и манерами типичного буржуа только о культуре и нравственности вещать! Ему бы на аукционах торговать аксессуарами прошлого, получать прибыль, а не маячить на глазах. Национальный срам, что такая публика прибрала в свои руки эфир. Стыд делает меня мнительным и агрессивным. Смотреть в глаза обычным, как я сам, людям становится неприличо. Всякий раз отводишь взгляд, словно в чем-то виновен. Да и виновен! А как же? Виновен!
Слова Дыгало, его необычное состояние насторожили Настю. — Я ужаснулась вашему пассажу. Вы не простой, а агрессивный радикал. И в вашем радикализме очень много социального, — бросила молодому человеку Чудецкая. — Несмотря на то что политика меня совершенно не интересует, на ее фоне происходят события, которые чрезвычайно занимают мое воображение. А генетически измененные продукты, к которым относится прежде всего сам человек, — предмет моих исследований, моя научная тема — но не как биолога или генетика, а как историка, археолога. А по поводу вашей ярости по отношению к городским чиновникам…. — Я бы и себе посоветовала подняться над суетой жизни, успокоиться, понять, что человек еще остается самой большой тайной природы. И начать или продолжить проникать в его тайны, чтобы прежде всего понять самого себя, разложить себя по полочкам эволюции. Перед тем как источать гнев на своего оппонента, определите его в характерную ячейку. Этот человек имеет программу 1137 (тут же описание этой программы и ключ к ее пониманию или без ключа, то есть пониманию не поддается), а у этого лицо имеет программу 3341 (соответственное описание), а ячейка этого — под номером 3256, и тому подобное. Это, может быть, будущее, но уверяю вас, совсем не далекое. Что все это даст? Огромную экономию средств и продление жизни. Это ли не важнейший аспект развития цивилизации? Ведь сама по себе природа — агрессивнейшая среда. Жизнь пробивается там, где ее совершенно не ждешь, не предполагаешь. А коль скоро она возникла, ее не истребишь, во всяком случае, обычными усилиями. Тут потребуются сверхчеловеческие старания. Но того, чего можно добиться с помощью разума, никогда не добиться, употребляя силу, пусть даже дьявольскую силу! Необходимо избегать применения этого опасного инструмента. Им можно достичь лишь сиюминутного результата, то есть всегда ложного, болезненного. Он выдает пространственную ограниченность вашей цели. Но разум тоже может быть ненадежным, он способен ничтожное превращать в значительное, ошибочное — в правильное, преступное — в справедливое. В истории таких примеров уйма. Каждое столетие отмечено вынужденными ошибками, преднамеренными заблуждениями, утопическими фантазиями страстного ума, как коллективного, так и индивидуального. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Пока, прошу прощения, не совсем! Такое ощущение, что на тебя надвигается какая-то мощная интрига, но пока она еще скрыта, как бы таится за углом. — Новый срез знаний взволновал Дыгало. Однако, он больше был занят другим. Устроившись поудобнее, так чтобы Настя видела его левый профиль (он когда-то внушил себе, что слева смотрится привлекательнее), Виктор Петрович всячнски пытался понравиться барышне. Неимоверная сила тянула его к ней. Однако вглядываясь в ее черты, он никак не мог постичь логику ее мыслей. Они проникали лишь на порог его сознания. — Я весь внимание, — бросил он, почти, не соображая, что именно заявил.
«Довольно странное состояние» — усмехнулась Чудецкая. Впрочем, еще пару глотков кофе остается в чашечке. Так что можно продолжить.
— С ХУ1 по Х1Х век человечество накапливало энергию, знания и опыт в разных областях знаний. Но меня интересует лишь одна ипостась — социальное движение, направленное на освобождение человека от рабского труда под лозунгом «Свобода, равенство, братство». Конец Х1Х и начало ХХ века отмечены большими успехами в этой борьбе. Романтикам того времени хотелось вовлечь «притаившуюся массу» людей в мир, в котором им самим жилось достаточно недурно. Они мечтали, что вовлечение нового ресурса качественно изменит не только качество жизни, но, прежде всего самого человека. Пышно расцветет разум, интеллект станет доминировать над всеми другими человеческими качествами. Чем оказался финал этого трехсотлетнего движения? Человек освободился. Люди получили равные права, открылись двери учебных заведений, появилось свободное время — установили восьмичасовый рабочий день: добавьте деньги, свободу перемещаться, выбирать, доступ к информации, к шедеврам культуры. То есть семьдесят — восемьдесят процентов населения планеты за одно-два поколения ворвались в жизнь меньшинства и потребовали для себя те же стандарты жизни. И они были получены. Но итог, итог? Это же главный вопрос! Стандарты получены, а уровня нет. Нет уровня! Оглянитесь на нашу жизнь. Кто смотрит на творения Микеланджело? Кто читает строки «Божественной комедии»? Кто знакомится с трудами гениев? Кто постигает глубины науки? Жалкие единицы. В поношенной одежде, с затворнической бледностью, с медной мелочью в кармане, с озаренным, пытливым взглядом — этих людей не встретишь ни на экранах телевидения, ни в эфире радиопрограмм, ни на элитных застольях, ни в думских и кремлевских залах. Они вычеркнуты, как изгои, из публичной жизни пошлым, примитивным большинством. Но миллионными тиражами расходятся книги Устиновой, Донцовой, Сорокина, Акунина, Толстой и тому подобных! Нам бы стесняться, обливаться слезами, думать, как исправить состояние национального духа, а мы кричим, что русские — самая читающая нация! Ведь признаться, что читаешь таких авторов, — то же самое, что расписаться в своей полнейшей глупости. Поэтому нет никак оснований предполагать, что разум у людей вырос, достиг новых высот. Сравнивая людей ХУ11, ХУ111, Х1Х, ХХ, ХХ1 веков по таким показателям, как нравственность, человечность, талант, стремление к высоким идеалам, доброта. Что можно сказать? В чем можем убедиться и в чем признаться? Мораль — опустилась на порядок. Нравственность почти исчезла, только около одного процента вообще понимают этот экзотический термин. Человечность сохранилась, но нисколько не увеличилась, скорее, стала рыночной. Талант потерял привлекательность, он теперь разменная монета продюсеров. Захотят сделать из господина N гения — сотворят за большие деньги, глазом не моргнув. Настало время, когда приходится прятать ум, как некогда старались скрывать неграмотность. Блистать умом немодно. Сейчас блещут связями, драгоценными камнями, элитными автомобилями, богатыми любовниками. Наш великий соотечественник Виталий Гинзбург получил Нобелевскую премию по физике. Никакого резонанса в обществе нет. Нация не устроила ему овации. По красной дорожке Кремля маршируют лишь толстосумы, попса и властные мужи. Медиа — холдинги не хотят показывать народу феноменальную личность, не желают слушать мысли Гинзбурга о себе, о россиянах, о человеке вообще! Стремление к идеалам? Каким? Идеал сегодня — высокий уровень дохода и престижное положение в обществе. Доброта? Совершенно не рыночная категория. Когда о ком-то говорят: «Он человек добрый», я не могу понять, что имеют в виду? Что значит — быть добрым? Кажется, само слово потеряло свой первоначальный смысл. Почему все это произошло? Как? Какие механизмы привели к такому грустному состоянию цивилизации? Экономика? Но она никогда бы не справилась с такими изменениями в сознании, если бы не ограниченность нашего разума. Поэтому полновластным хозяином всего мира и стала экономика. Она сегодня усердно диктует усредненные нормы, массовые шаблоны, стандарты и унифицированные вкусы. Ведь высшая цель хозяйственной деятельности — извлечение максимальной прибыли. Зачем же угождать интеллектуальной элите, которая составляет не больше одного или двух процентов от общего населения? Забудьте ее, предайте анафеме, для бизнеса это не материал, не среда по извлечению доходов! Деньги необходимо зарабатывать только на массовом спросе. И чем дальше будет шагать глобализация, тем быстрее начнет отдаляться высшее сознание от своего идеала. Вот итог романтического заблуждения высшего разума, не только отечественного — мирового. Совершенно в другой феномен верила столетиями лучшая часть человечества. Она верила в Человека, в его перспективу стать хозяином Вселенной. В его разум! Какую горькую иронию вызвало бы у нее общение с нашим бесцветным современником, какое разочарование постигло бы при знакомстве с нынешними запросами и идеалами общества! Недавно я наткнулась в Интернете на необычный призыв. Кстати, его можно увидеть во всех странах Старого Света: «Перестаньте кормить птиц! Неконтролируемая популяция приводит к болезням и паразитизму. Все это вынудит поднять налоги!» Как, а? Нравится? Скажут, наконец, очнулся разум! Началось что-то совершенно новое! Непредсказуемое! Нашелся интеллектуал, вложивший расовую идею в новую форму? Не в этнос, не в цвет кожи, а тотально, в сам род человеческий брошен камень, в его айкью! Тут бульон мутаций забурлит с новой силой и воистину возникнет что-то потрясающее. Немыслимое! Сверхчеловеческое! Я задумалась над этой любопытной концепцией, и мое сознание отправилось в очень рискованное путешествие. Вначале пришлось не на шутку испугаться, в какой-то момент разум даже содрогнулся от ужаса. Но потом, но потом! Все! Хватит! На сегодня конец, кофе я допила, ваше угощение съела, спасибо, теперь за работу. У меня на носу диплом.
— Хочу спросить… Можно? — заторопился ошарашенный господин Дыгало.
— Да! — вставая, бросила Чудецкая. — Слушаю! Пожалуйста, быстрее…
— Я столько всего хотел спросить, что не знаю, с чего начать.
— Больше не скажу ни слова. У меня диплом. До семи вечера я должна работать.
— Сегодня на Манежной площади последний вечер, открыта выставка «AURORA Fine Investments Fund» — Паевой инвестиционный фонд «Аврора». Известнейшие галеристы и антиквары европейских домов демонстрируют самые роскошные предметы из коллекций русского и мирового искусства. Изделия Фаберже, Рюкерта, Клесинджера, Генриха де Гру, школы Нанси, Хлебникова, Кузнецова, Лорана. Французские экспрессионисты, русская живопись начала ХХ века… Бронза и камень великих фигуративных скульпторов нашего времени — от Бугатти
— Выставка коммерческая? То есть выставка-продажа? — задумчиво спросила она.
— Да, точно. Если пожелаете что-то купить, проблем не будет. Цены, правда, высокие, не по карману аспиранту или студентке… — заметил он шутливым тоном.
— Опять вы за свое! Я же просила… Соблазнительное предложение. На такой выставке легко соотнести мнимые и вечные ценности. Увидеть, как растут одни цены и падают другие. Занимательное времяпрепровождение — наблюдать падение нравов и рост номенклатуры потребления. Но я не готова сейчас ответить. По настоянию родителей мой арендодатель после десяти вечера запирает двери. Задержку надо обязательно с ним согласовать.
— Вот телефон, какой номер набрать?
— Хозяин квартиры не простой человек, тут нужна личная беседа. Его требуется еще заинтересовать. А это дело не простое дело, он оригинал и нередко вызывает у меня уважение. Подходите к семи часам, проводите меня до дома, там видно будет. Пока!
— Ровно в семь я буду у выхода из библиотеки. Мне так нравится с вами говорить! Вы великолепная рассказчица. До встречи.
Она кивнула, прикрыв на мгновение свои прекрасные синие глаза.
Глава 6
«Что это прилипло ко лбу? — мелькнуло в голове у Семена Семеновича. — Личинка? Червяк? Мокрица?» Он снял с себя какое-то скользкое существо, присмотрелся к нему и пробурчал себе под нос: «Личинка майского жука!» Сильное впечатление заставило его прийти в себя. «Ах, хорошо, — потягиваясь, бросил он. — Наконец, пришла весна. Вот я и очнулся». Тут он окончательно почувствовал, что долгий сон прошел, что лучи, полные мигающих искорок, проникают сквозь пробуждающуюся землю. Словно блудный сын, вновь оказавшийся в родном жилище, он с чувством облегчения осмотрелся. «Да! Подземный мир просыпается вместе со мной. Но соседей из человеческого племени не видно. Ну, бог с ними, эти амбициозные чинуши меня нисколько не интересуют». Неистощимая доверчивость господина Химушкина к играм своего сознания часто вынуждала его путать реальное и надуманное. Но это нисколько не отягощало его состояние. Семен Семенович никогда и не пытался понять, где именно он пребывал. С.С. принимал мир таким, каким тот ему виделся. В каком из миров он чувствовал себя более комфортно? Этот вопрос оставался без ответа. Химушкин был теперь настолько поглощен своими размышлениями, что, кажется, не существовало силы, способной отвлечь его от самого себя. Он заметил насекомых, которые с помощью извивающихся отростков пробивались к самке и, достигнув цели, сверлящими движениями вводили сперматофор в ее половые пути. Раньше Семен Семенович такого никогда не видывал. «И тут, и тут то же самое, — рассмеялся он. — Прав Кант, считавший, что слепое, первоначальное, инстинктивное половое влечение совершенствовалось в человеке с помощью фантазий в любовную страсть. Вот оно, доказательство! Оно передо мной! Да! Запоминающиеся, яркие картинки жизни. Простейшие не менее агрессивны в этих вопросах, чем мои соплеменники. Точнее сказать, чем большинство моих соплеменников. Но ведь я сам-то не такой! Эта связь длится всего лишь пятнадцать-двадцать минут, как же она может будоражить мое воображение целый день, всю ночь? Годами? Нет! Я бы перестал себя уважать!» Всякий раз, когда С. С. возвращался к этой теме, он бледнел, глаза его воспалялись и становились влажными, а рассудок наполнялся презрением к окружающему миру.
— Неужели Кант, Ницше, Гоголь, Вернадский или другой великий ум вызывали к себе девок? Что, они тоже исполняли семейные обязательства? Испытывали любовные страдания, терзались сексуальными амбициями? Не могу поверить! Не хочу думать об этом! Такого не должно было быть! Невозможно дерзновенно мечтать о покорении Вселенной, о безграничности душевного мира, о вечной жизни — и при этом отягощать ум причудами сексуальных устремлений. Ведь умственная и душевная жизнь значительно богаче мгновенной радости поцелуя и семяизвержения. Как это они не понимают, что любой телесный соблазн преграда на пути развития разума! Подожди, Химушкин, не торопись, тебя вечно несет к противоречиям, — бросил себе недружелюбно С.С. — Многие уважаемые мной умы вдохновлялись женскими образами и формами. Любовь оказалась способной пробудить мощные силы их таланта. Кем была Беатриче для Данте, Лаура для Петрарки, Матильда Весидон для Рихарда Вагнера, Изабелла Бранд для Пауля Рубенса, Христиана Вульпиус для Гете, Елена Дьяконова (Гала) для Сальвадора Дали? Не пробудись в них сексуальных чувств к этим особам, чувств к вечной женственности, взлетел бы их творческий гений так высоко? Нет-с, Нет! Никак нет! Правда, но не полная! Вначале я все же рассуждал вернее. Гения может вдохновлять все что угодно: у Канта музами были звезды и нравственный закон, у Достоевского — загадки и бездны духа, у Декарта — естественный свет разума, у Галилея — преобразования координатных систем по оси xІ = x — vt, yІ = y, zІ = z, у Алексея Лосева — платонизм, у Циолковского — космизм и вечность, у Вернадского — живое вещество и ноосфера, музой Геракла была физическая мощь, а Наполеона — экспансия и господство над миром, музой Гринспена выступает учетная ставка доллара… Моя же муза — скандал в собственном сознании. Кстати, как бы еще поскандалить, какую тему избрать, на кого или на что по-настоящему обозлиться? Брызнуть слюной, пособачиться? Тут с ужасом и восторгом я вспомнил недавние драматические события во Франции. Я ведь раньше писал в различные международные инстанции, комиссарам по делам беженцев, в нашу службу миграции, что настоятельное условие для приема новых граждан на постоянное проживание — инъекция инфицирующей дозы, моментально вызывающая диссоциативную амнезию и фугу. А как же иначе? Да! Без нее никак невозможно. Человек, меняющий культурное и этническое пространство, должен полностью забыть о своем прошлом. И что? Что? Кто-нибудь дал ответ? Прокомментировал мое замечательное предложение? Вступил в дискуссию? Нет! Ничего подобного не произошло! А я-то предвидел такое , и даже более чудовищное развитие событий. Без чудесного лекарства, названного мной БП (без прошлого), мир столкнется с самыми невероятными потрясениями. Зачем таджику, узбеку и киргизу, по каким-либо причинам бежавшим в Россию из своего этнического уголка, помнить родину? Чтобы эта память постоянно мучила его? Или вьетнамцу, иракцу, пакистанцу, получившим вид на жительство в Голландии, или суданцу, сомалийцу, молдаванину, нашедшим приют в Италии, сохранять в памяти обычаи предков и религиозные убеждения? Поможет ли им на новом месте информация из прошлого? Нет! Никогда! Больше навредит. Навредит болезненно и страшно. И не только им самим, но и окружающим. Не милосерднее ли избавить их сознание от обычаев брошенной родины? Чтобы в тоске не наворачивались картины прежних мест, можно применить терапию отвращения, вызывающую иерархию страха. Она же достаточно известна. Да-с, в ней много злобы и ярости! Чрезмерного насилия над плотью. И сил сопротивляемости она требует нечеловеческих. Но боли все же значительно меньше, чем в полыхающих кварталах французских городов. Впрочем, я лично больше полагаюсь на БП. Тут наука позволяет действовать безболезненно и быстро. Все прежнее напрочь исчезает из сознания. Нет вкусных бабушкиных колбасок, нет знакомого мира сладостей — пахлавы и нуги, нет вкуса бледненьких рыбешек, пойманных собственноручно из высыхающих речушек, нет вымерших, бесплодных полей, освещенных полной луной, нет ярких цветов диких растений, и совершенно новый мир встает перед тобой. Кто-то спросит, а как же память о матери, о прежнем доме, о любимой девушке? Ох, господа, пусть другой целует уста брошенной девушки, вьет ей красивые локоны, моет ее стройные ноги, ласкает ее бархатную кожу. Жмурится, испытывая удовольствие! Переселение на новое место жительства — это стресс, экстрим. И здесь не остается места для сентиментальных чувств. Именно так человеку легче адаптироваться в новой жизни и самому обществу принять его «новорожденным», «очищенным»! Иначе гнет памяти и смятение духа будут преследовать несколько поколений. «Бродяги, клошары, черножопники, забулдыги, лица кавказской национальности, бомжи, безобразники» — будут слышать они и их потомки себе вслед. И сердечные раны толкнут их к насилию, к поступкам с признаками безумия. Слепым и мстительным, диким, как жизнь безграмотного аборигена. «Я совершил самое дерзостное! Самое безобразнейшее!» — станут утешать они свой обезумевший рассудок. И содеянное зло, самые страшные, немыслимые дерзости будут еще долго ласкать их сердца, воспеваться улицей. Я сам видел по телевизору, как арабский паренек слагал в эти дни строчки песенки: «Пусть горят кварталы, пусть разбиваются головы полицейских, пусть льется кровь… А мне радостно, я пою, и сердце наполняется благодатью!» Так преступление облекается в красоту, порочное наслаждение переходит в изящество, душевное безобразие — в повседневную ментальность, самая замечательная добродетель превращается в гнуснейшую пошлость. Признайте же дозу БП, господа! Я жду от вас прозрения! Да поклонитесь же низко разуму! А, нет! Ум не внемлет! Ведь трудно, даже невозможно, положиться на разумное предложение, если не хватает собственного айкью. Его, господа, не одолжишь, не встретишь в бутиках. Вот и страдают эмигранты в арабских кварталах парижских окраин и вместе с ними все население Франции, да что Франции, России, мира в целом! Хотя достаточно понять, что вмешиваться в человеческую инженерию — весьма полезное занятие. Одна доза — и забывается прошлое. Всякий новый пришлый с остервенелой энергией включается в разработку национальной идеи. Он француз, он русский, он немец! Итальянец! Убедительно! Никаких следов прошлого нет! Нет границы между прошлым и будущим! Каждый шаг — интеграция в новое общество! Разве это не прекрасно? Не полезно? Разве обе стороны не этого хотят, не об этом мечтают? Любой переселенец должен принять дозу БП. Но можно шагнуть и дальше. Конечно, заглядывать в будущее — свойство интеллектуалов. Исключите из человеческой программы ген насилия, злобы, ненависти, и как качественно изменится мир! Без этого феномена нет у нас будущего и не может быть! Да! Человек готов к этому, точнее, разум немногих уже склонен к такой инженерии. Трансгенный вид замаячил в сознании, настойчиво просится на порог, свербит в моем разуме хочет проникнуть в жизнь, чтобы ее гармонизировать! Да! Он действительно, как никогда ранее, сегодня востребован. Необходимо самым срочным образом проводить искусственные мутации, выиграть время у природы, которой иначе понадобится на это несколько тысяч лет. Я бы сам с большим удовольствием посвятил жизнь этой полезной, божественной идее. Только финансируйте, давайте законы, признавайте, возвеличивайте разум, требуйте невероятного, чтобы по-настоящему перевернуть мир. Он нуждается в радикальной реформе! Ох как нестерпимо нуждается! Он же должен когда-нибудь стать замечательным! Для всех замечательным миром, а не для некоторых! Чтобы не обременять душу страшными фантазиями, с презрением не оглядываться на самого себя, не приходить в ярость от каждой глупости окружающего мира. Ведь только трансгенный человек осмелится нежиться, фонтанировать идеями во всей Вселенной, способен развить самые необыкновенные возможности разума! А нынешний? Тьфу-тьфу! Я, я, должен придумать эти реформы…» Это были упоительные минуты его размышлений.
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
