Человек отменяется
Шрифт:
Признаться, я специально вбросил слово «жопошник», чтобы на его реакцию посмотреть. Интересно было, зацепится он за это слово или пропустит мимо ушей? Подождал, подождал. А он молчит. «Пропустил, значит», — подумал я. Тут восторг закипел в моей душе: надо эту тему-то тогда и продолжить. Ха-ха-ха! Что-то подозрительно показалось мне, что он на слово это никак не отреагировал. А как же, господа? Ведь поймал, а теперь дожать надобно».
— Zhi wei — по китайски «служебное положение». Так вот, Андрюша, твое служебное положение главы государства обяжет тебя быть кристально чистым и непорочным.
— Да! — его лоб морщился.
— Значит, появление в печати, в других СМИ и в публичных местах информации, подтверждающей, что у тебя есть пороки, тебе абсолютно нежелательно.
— Правильно, — его подбородок заострился.
— Выходит, что, владея таким информационным носителем в контролируемом тираже, мы могли бы быть уверены, что обладаем железными гарантиями твоей управляемости, лояльности и дружбы. Так-с?
— Ну да! — уныло пробурчал он.
— Вот ты сам ответил на вопрос о наших гарантиях. Итак, мне нужна запись на пленке — и твой голос, и изображение — чего-то такого низменного, омерзительного, что тебя может тотально скомпрометировать в глазах всей российской общественности. Тогда, как говорится, мы будем держать тебя за яйца и сможем инвестировать в тебя капитал. Иначе ничего не получится. Никто рисковать не станет. Президент в России очень опасная должность для обычного гражданина. С этим мнением ты, надеюсь, согласен. Газеты пестрят наездами на предпринимателей разного калибра — от олигархов до середнячков.
Николаев не отвечал. Казалось, он лишился воли.
Я упрямо смотрел в его глаза. Они потеряли прежний блеск, затуманились; губы обвисли, подбородок опустился под узел галстука, капли влаги застряли на ресницах. По всему чувствовалось, кандидат на высший пост полностью потерял себя.
Я ждал этого и про себя хохотал над его растерянным видом. «И это беспомощное существо — венец природы? Кто эту чушь утверждает? Кто отстаивает этот постулат? Ха-ха-ха. Передо мной биологическая масса! Тьфу!» Я начал разжигать свое воображение. А оно уже рисовало картины самой низменной потехи.
— У вас есть что-то конкретное? — наконец выдавил он вполголоса, а затем откашлялся.
— Уже сказано, — ответил я, — перед камерой и микрофоном ты должен скомпрометировать себя самым постыдным образом. Сотвори что-то такое, от чего все россияне отшатнулись бы как от чумы. Как от холеры! Чтобы в случае обнародования этой пленки ты потерял бы и власть, и авторитет мгновенно. Чтобы у тебя не было никаких шансов на политическое будущее. Да! Но я ничего не требую. Это ты ставишь вопрос о спонсорстве своей избирательной кампании. Не забывай — половина страны мечтает о президентстве. Главное место в Кремле снится десяткам миллионов наших соотечественников. Но лишь единицы способны финансировать такую гигантскую избирательную кампанию. Оплачивать ее с уверенностью в успехе! Думай! Я хочу, чтобы ты сам предложил сюжеты, в момент уничтожающие твою личность, твой статус россиянина номер 1. Кстати, торопись. Я не могу долго ждать. Бизнес не терпит неопределенности.
— А можно этот вопрос решить как-нибудь иначе? — робко взмолился он.
— На голый крючок рыба не клюет, — заявил я без тени сомнения в голосе.
Тут
— Говори! — потребовал я. Надежда услышать что-то самое невероятное не покидала меня. Я опять уставился на него. Чтобы еще больше его напрячь, взглянул на часы и показал ему три пальца.
— Уже три часа? — подавленным голосом спросил он, растаявший во времени и пространстве.
— Нет! У вас три минуты, Николаев! — язвительно бросил я.
— Помогите мне, Иван Степанович. В голову ничего такого не лезет.
— Кресло президента видишь?
— Да!
— Кремль перед глазами?
— Да!
— Россия соблазнительна?
— Да!
— Хочешь ею владеть?
— О да, хочу! — тут он застенчиво улыбнулся.
— Компрометируй себя всеми средствами, тогда получишь.
— Как? — вскрикнул он.
— Самым невероятным образом! А как же еще? Да! Но на самом деле в том, чем ты будешь заниматься перед камерой, нет ничего необыкновенного. Это с разной периодичностью совершает десять-пятнадцать процентов россиян. Бургомистр Берлина этим делом занят, видимо, ежедневно и публично об этом рассуждает.
— Что, секс с мужчиной? — как-то буднично спросил он. Таким тоном интересуются вполне обыденным мероприятием.
— Да! — сказал я, слегка опешив от его реакции.
— И это все?
Но тут я взял себя в руки и заявил:
— Нет! Это лишь начало. — И уже ломал голову, что бы еще такое жуткое придумать.
— Что еще? — В его голосе даже интерес появился.
— Я должен снять на видео, как ты берешь взятку за должность главы администрации Московской области.
— Так! — совсем было успокоившись, произнес он.
— Еще секс с несовершеннолетней.
— Понятно. Все? — Николаев встал, глаза его опять заблестели, похоже, он даже размечтался.
— Нет, не все. Необходимо извиниться перед грузинами за аннексию Абхазии и Южной Осетии.
— Позвольте лишь за Южную Осетию. Недавно приобрел полтора гектара под цитрусами в сухумском предместье. С абхазами ссориться не хочется. Может, еще что приобрести смогу, — деловито объяснил он.
— Нет! Не позволю! Отдай купленую землю грузинам и проси у них прощения.
— О, кей! — легко согласился он.
Честно сказать, я начал перебирать в памяти страшные людские пороки, чтобы нагрузить ими Николаева, все больше убеждаясь: этот тип на все будет согласен.
— Ты должен предоставить свою жену для секса всем спонсорам.
— Минутку! — он вытащил из кармана записную книжку, ручку и стал записывать. — Чтобы не забыть, — улыбаясь, пояснил он. — Но этого, видимо, достаточно?
— Нет. Это только начало, — я спешно сочинял другие устрашающие требования. — Тебе придется основательно попортить репутацию, но авансом. Любое непослушание — и будет запущена мощная машина мщения. Понятно? — для нагнетания жути я сделал паузу и продолжал тем же язвительным тоном: