Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё
Шрифт:
На самом Цакриссоне были надеты майка, войлочные шлепанцы и синие форменные брюки. В помещении стояла страшная жара.
Гунвальд Ларссон ничего не говорил. Он тщательно изучал интерьер. Цакриссон следил за его взглядом и нервно переминался с ноги на ногу. Наконец он, по-видимому, решил, что нужно разрядить обстановку, и сказал с напускной веселостью:
– Даже такое рабочее место можно сделать уютным, разве не так?
– Этим ты пугаешь детей? – сказал Гунвальд Ларссон, показывая на фуражку.
Цакриссон побагровел.
– Я
– Я, конечно, пришел сюда не для того, чтобы обсуждать, как воспитывать детей или обставлять комнату.
– Да-да, – покорно сказал Цакриссон.
– Меня интересует только одно. Когда ты наконец явился на место пожара на Шёльдгатан, то перед тем, как всех спас, ты что-то бормотал насчет пожарных: они, мол, уже давно должны приехать. Что ты имел в виду, черт возьми?
– Ну, я… я хотел… Когда я сказал… Это не я…
– Перестань мямлить. Отвечай быстро.
– Я увидел пожар, когда был на Розенлундсгатан, и сразу побежал к ближайшему телефону-автомату. В центральной диспетчерской мне ответили, что они уже приняли вызов и пожарная машина отправлена.
– И ты ее видел?
– Нет, но… – Цакриссон замолчал.
– Что «но»?
– Но человек из центральной диспетчерской мне действительно так ответил. Мы послали пожарную машину, сказал он. Она уже там.
– Куда же делась эта чертова машина? Испарилась?!
– Не знаю, – произнес сконфуженный Цакриссон.
– Ты побежал обратно, так?
– Да, когда вы… когда вы…
– Что ответили тебе в центральной диспетчерской во второй раз?
– Не знаю. Во второй раз я побежал к телефону срочного вызова.
– Однако в первый раз ты звонил из телефона-автомата?
– Да, я был ближе к нему. Я подбежал, позвонил, и в центральной диспетчерской мне сказали… что пожарная машина давно на месте.
– Да-да, я об этом уже слышал! А что тебе сказали в центральной диспетчерской во второй раз?
– Я… я не помню.
– Не помнишь?
– Наверное, я был очень возбужден, – неубедительно сказал Цакриссон.
– Полицию на пожары тоже вызывают, так ведь?
– Конечно… Думаю, да… Я хотел сказать…
– Куда же в таком случае девался полицейский автомобиль, который тоже должен был приехать?
Мужчина в майке и форменных брюках виновато понурил голову.
– Не знаю, – угрюмо ответил он.
Гунвальд Ларссон посмотрел на него в упор и повысил голос:
– Как ты мог быть настолько тупым, что никому об этом не сказал?
– Что? А о чем я должен был сказать?
– О том, что пожарные уже выехали, когда ты им позвонил! И что пожарная машина исчезла! Кто, например, вызвал пожарных в первый раз? Тебя об этом расспрашивали, ведь так? И ты знал, что я болен, так? Я прав?
– Да, но я не понимаю…
– О боже, я это вижу! Ты не помнишь, что сказали тебе в
– Пожар, здесь пожар… или что-то вроде этого. Я… я был слишком возбужден. А потом я побежал.
– Пожар, здесь пожар? И ты не упомянул, где именно пожар?
– Да, конечно, я это сказал. Я почти прокричал: «Пожар на Шёльдгатан!» Да, а потом приехали пожарные.
– И они тебе не сказали, что пожарная машина уже там? Я имею в виду, когда ты звонил.
– Нет.
Цакриссон задумался на несколько секунд.
– Так, значит, ее там не было? – с глупым видом спросил он.
– А в первый раз? Когда ты звонил из телефона-автомата. Ты кричал им то же самое? Пожар на Шёльдгатан?
– Нет, когда я звонил из телефона-автомата, я еще не был так сильно возбужден и назвал им правильный адрес.
– Правильный адрес?
– Да, Рингвеген, тридцать семь.
– Но ведь дом находится на Шёльдгатан.
– Да, но правильный адрес: Рингвеген, тридцать семь. Очевидно, так легче для почтальона.
– Легче? Ты в этом уверен? – нахмурился Гунвальд Ларссон.
– Да. Когда я начинал службу в округе Мария, мне пришлось выучить наизусть все улицы и адреса во втором участке.
– Значит, ты сказал «Рингвеген, тридцать семь», когда звонил из автомата, и «Шёльдгатан», когда вторично звонил по спецтелефону?
– Думаю, что да. Всем известно, что Рингвеген, тридцать семь, находится на Шёльдгатан.
– Мне это неизвестно.
– Я имею в виду, всем, кто знает второй участок.
Гунвальд Ларссон, казалось, зашел в тупик.
– Что-то здесь не так.
– Не так?
Гунвальд Ларссон подошел к столу и посмотрел на открытый журнал. Цакриссон подкрался сзади и попытался убрать его, но Ларссон прижал журнал своей могучей волосатой рукой и сказал:
– Неправильно. Их было шестьдесят восемь.
– Что?
– Этот доктор из Англии. Доктор Ракстон. Он разрезал свою жену и служанку на шестьдесят восемь частей. И женщины не были голые [21] . До свидания.
Гунвальд Ларссон покинул эту необычную бойлерную и поехал домой. Вставив ключ в дверной замок своей квартиры в Больморе, он тут же совершенно забыл о служебных делах и снова начал думать о них только тогда, когда сидел у себя в кабинете – другими словами, на следующее утро.
21
Речь идет о громком преступлении середины 1930-х годов: британский врач индийского происхождение Бак Ракстон из ревности задушил жену и убил свидетельницу преступления – горничную. Затем он расчленил оба трупа и выбросил останки в овраг.