Человек, рисующий синие круги
Шрифт:
– И что же тогда произошло?
– Я с ходу не смогу вам рассказать, нужно заглянуть в дневник. В конце концов, завтра начнется второй отрезок и можно будет расслабиться.
– Завтра я встречаюсь с одним психиатром. Это хорошее начало для второго отрезка?
– Господи, вам что, нужна помощь врача?
– изумилась Матильда.
– Да нет, какая я дура, этого не может быть. Думаю, даже если бы у вас была мания мочиться под каждым фонарем на тротуарах с левой стороны улиц, вы сказали бы себе: «Будь что будет, и да хранит Господь все фонари и все тротуары на левой стороне всех улиц»,-
Матильда, попросив разрешения, взяла сигарету и оторвала фильтр.
– Наверное, вы идете к психиатру из-за того типа, что рисует синие круги, - добавила она.
– Не смотрите так на меня, вы и сами понимаете, что я ничего здесь не вынюхивала, только вот здесь, под ножкой лампы, у вас лежат вырезки из газет, тут поневоле догадаешься…
– Да, правда,- согласился Адамберг,- из-за него. Зачем вы решили зайти в комиссариат?
– Я ищу одного человека, которого не знаю.
– И почему же в таком случае вы его ищете?
– Потому что я его не знаю, вот в чем дело!
– Ну разумеется, - отозвался Адамберг.
– Я как раз шла по улице за одной женщиной, а потом потеряла ее из виду. Поэтому я зашла посидеть в какое-то кафе, вот там я и познакомилась с одним красивым слепым мужчиной. Просто невероятно, сколько всяких людей ходит по улицам. Тут недолго и растеряться, ведь по-хорошему-то стоило бы понаблюдать за каждым. Мы немного поболтали с тем красавцем-слепым, уже не помню, о чем, надо заглянуть в записи. В итоге он мне понравился. Обычно, если мне кто-то понравился, я не особенно беспокоюсь: ведь я абсолютно уверена, что встречу этого человека вновь. Здесь все не так. В прошлом месяце я двадцать восемь раз предпринимала попытки выследить его и девять раз устраивала засады. Я сделала уйму записей, истратив на это две с половиной толстых тетради. Ведь так можно лучше изучить место, где живешь, правда? И что же? У меня ничего не вышло, того слепого и след простыл. С таким поражением трудно смириться. Его зовут Шарль Рейе, и это все, что мне о нем известно. Скажите, вы все время что-то рисуете или мне кажется?
– Именно так.
– Думаю, взглянуть вы не позволите.
– Разумеется, не позволю.
– Любопытно смотреть на вас, когда вы поворачиваетесь на стуле в разные стороны. Слева ваш профиль кажется суровым, а справа - мягким. Получается, если вы хотите, чтобы подозреваемый заволновался, вы поворачиваетесь к нему левым боком, а если собираетесь его растрогать - то правым.
Адамберг улыбнулся:
– А если я все время верчусь то в одну, то в другую сторону?
– Тогда человек совсем теряется. Ад и рай.
И Матильда рассмеялась. Потом спохватилась и умолкла.
– Так нельзя,- вновь заговорила она,- я слишком много болтаю. Мне стыдно. «Матильда, ты все время говоришь невпопад»,- сказал как-то один мой друг-философ. Я ему ответила: «Да, а как нужно говорить, чтобы все время попадать в точку?»
– Можно я попытаюсь задать вопрос?
– поинтересовался Адамберг.
– Вы работаете?
– Вы мне, пожалуй, не поверите. Меня зовут Матильда Форестье.
Адамберг убрал карандаш в карман.
–
– Так вы, значит, знаменитый океанограф… Я ведь не ошибся?
– Не ошиблись, но это не значит, что вы должны перестать рисовать. Я-то уже знаю, кто вы, я видела табличку на двери, а ваше имя всем известно. Однако это не помешало мне болтать невесть о чем, да еще в самом конце первого отрезка.
– Если я найду красавца-слепого, я вам об этом скажу.
– Почему? Кому вы хотите сделать приятное?
– подозрительно осведомилась Матильда.
– Мне или знаменитому океанографу, чье имя мелькает в прессе?
– Ни той, ни другой. Просто женщине, которую я пригласил войти в свой кабинет.
– Ну что ж, меня это устраивает,- сказала Матильда.
Какое-то время она сидела молча, словно колебалась и никак не могла принять решение. Адамберг снова вытащил сигареты и листок бумаги. Он понял, что никогда не сможет забыть эту женщину, крохотную частичку мировой красоты, готовую вот-вот исчезнуть. И невозможно предугадать, что эта женщина скажет в следующее мгновение.
– Знаете,- вновь заговорила Матильда,- в городе, как и в океане, все важные события происходят перед рассветом. Все поднимаются: и те, кто голоден, и те, кому плохо. И те, кто что-то ищет, как вы, Жан-Батист Адамберг, поднимаются тоже.
– Вы думаете, я ищу?
– Несомненно, более того, ищете сразу много всего. Например, человек, рисующий синие круги, выходит из дому, когда голоден. Он рыщет, ждет удобного момента, затем внезапно оставляет след. Я-то его знаю. Я искала его с самого начала, и я его выследила в ночь зажигалки, в ночь кукольной головы, а потом еще вчера, на улице Коленкур.
– Как вам это удалось?
– Я расскажу, это не так уж важно. У меня свои хитрости. Самое забавное вот что: можно подумать, он позволяет мне выслеживать его, словно дает себя приручать, но на расстоянии. Если захотите как-нибудь его увидеть, свяжитесь со мной. Вы сможете только посмотреть на него издали, но не приближаться к нему и не докучать. Я делюсь тайной не со знаменитым полицейским, а с человеком, впустившим меня в свой кабинет.
– Ну что ж, меня это устраивает, - отозвался Адамберг.
– Но почему именно он, человек, рисующий синие круги? Он же не совершил ничего страшного. Чем он вас так заинтересовал?
Адамберг поднял голову и посмотрел на Матильду:
– Потому что в один прекрасный день дело примет скверный оборот. Только не спрашивайте, откуда я это знаю, очень вас прошу, ведь я не знаю, откуда, но это неизбежно.
Он тряхнул головой и откинул назад волосы, упавшие ему на глаза.
– Да, дело примет скверный оборот!
Адамберг снял ногу с колена и принялся без особого старания разбирать бумаги на столе.
– Я не могу запретить вам его преследовать, - добавил он.
– Однако я не советую вам это делать. Будьте осторожны и предельно внимательны. Не забывайте о том, что я вам сказал.
Казалось, ему внезапно стало дурно, словно его собственная убежденность вызвала у него тошноту. Матильда улыбнулась и исчезла за дверью.
Некоторое время спустя Адамберг вышел из кабинета и, взяв Данглара за плечо, тихо сказал: