Человек рождается дважды. Книга 1
Шрифт:
Николай углубился в лес. Где-то совсем рядом затрещал сучок и послышались странные звуки. Кто-то, сдерживая дыхание, тихо стонал. Мало ли в тайге всякого зверя? Пока он пришёл в себя, стон перешёл в тихое рыдание, и он узнал голос Жени,
Что могло случиться? Неужели её опять обидели? — мелькнуло в голове. Он прошёл несколько шагов и на полянке увидел Женю. Она лежала и плакала.
— Женя, что с вами?
Она вскрикнула:
— Это вы, Николай? Как же вы меня напугали, — проговорила она, вытирая косынкой слёзы.
— Что
Женя подбежала к лиственнице и, обхватив шершавый ствол, прижалась к нему щекой.
— Вам очень тяжело, Женя?
— Очень, но не нужно об этом, а то опять расплачусь. Обещайте никому, не говорить.
— Обещаю.
Николай ушёл. На берегу он увидел Колосова в довольно странной позе. Он лежал на еле виднеющемся над водой камне и смотрел в воду. И вдруг, рванувшись вперёд, упал в воду и скрылся с головой. Николай бросился на помощь, но тот уже вынырнул и быстро поплыл в сторону омута. Только сейчас он рассмотрел конец торчавшего над водой удилища. Оно подпрыгивало и, покачиваясь, уплывало к середине.
Колосов догнал поплавок и дёрнул. Удилище дрогнуло, согнулось, но тут же тихо всплыло.
— Разве так можно? Тут и проволока не выдержит, — упрекнул Николай.
— Лез бы сам, а то ещё учит. Из Москвы все снасти тащил, — пробурчал обиженно Юрка, вылезая из воды. — Ну и ленки, одному просто невозможно.
Прыгая по камням, они добрались до гладкой скалы, выступающей из воды. Колосов насадил кузнечика и забросил крючок. Сразу же со всех сторон торпедами метнулись на наживу ленки. На крючке уже билась крупная рыба. Она поворачивалась белым брюхом, колотила по воде хвостом.
Колосов стал подводить её к камню.
— Сразу падай животом и зажимай коленями, — шептал он, не спуская глаз с рыбы.
Николай не увлекался рыбной ловлей, но яростное сопротивление сильного ленка вызвало и у него непонятную дрожь. Он уже нетерпеливо метался по камню, приноравливаясь, как лучше упасть. Но рыба сама кинулась вперёд и оказалась на камне. Николаев бросился на неё грудью, но та, ударившись о его подбородок, оказалась в омуте и ещё долго шла верхом, рассекая тихую гладь воды.
— Несчастный сапог, разве так удержишь? — накинулся на него Юрка, но, посмотрев, расхохотался. Николай сидел в воде, размазывая по щекам серебристые блёстки чешуи.
— Держи удочку. Только хорошо выводи. Будь спокоен, у меня не уйдёт. — Колосов помог подняться приятелю, передал ему удилище и снял рубашку. — Давай вместе!
Николай забросил крючок, и сразу же всё повторилось. Когда ленок показался над камнем, Юрка упал на него и прикрыл рубашкой.
— Учись, пока я жив! — Он радостно вытаскивал оглушённого золотистого хищника.
Рыба клевала жадно. Прозрачная вода Бохапчи просматривалась до дна даже в глубоких местах.
— Забавное дело, — признался Николай, забрасывая удочку.
— Забавное дело? Несчастный, как ты можешь так говорить? — возмутился Юрка. —
Всю обратную дорогу Колосов посвящал Кольку в рыбацкую веру.
— Нет, ты подожди! Посмотри на этого героя. У него оборваны губы, из желудка торчит конец лески. Сколько раз он попадался и уходил израненный и избитый, но не отступил. Он отчаянный, и борьба с ним приятна. А красота здесь какая! Нет, Колька, если тебя не захватит своеобразие Севера, тебе тут всё скоро надоест.
— О чем спор? — спросил Белоглазов, встречая их у костра. — Рыба? Неужели сейчас наловили? Ну кто бы мог подумать?
Где-то в верховьях прошли дожди. Река помутнела и вздулась.
Над Бохапчой поползли облака, накрапывал дождь. Николай снял с огня котелок с ухой и поставил рядом с Анатолием.
Колосов рассказывал о Рузове.
— А хорош ревматик! Не побоялся рвануть один через сопки. А это — минимум километров двадцать. Тут и Толька вытянул бы ноги, а он хоть бы что…
— Ну его к чёрту! — загремел мисками Николаев. — Мне самому, когда увидел белый вал, а над ним радужную арку, показалось, что это ворота на тот свет.
— По тебе это совсем не было заметно, — Колосов откусил кусочек лепёшки и швырнул в воду. — Тьфу! Сплошная земля и хвоя. Не лезет. — Он сморщился и запил ухой.
— Лепёшечки, конечно, на любителя. — Николаев пожевал и выплюнул в костёр. — Как это ты, Толька, их есть можешь?
Белоглазов тем временем взял Ещё лепёшку.
— В них есть калории, а раз так, значит, съедобно. Рекомендую тренировать желудок. Вкус — это условность и привычка. Ну кто бы мог подумать, что вы такие неженки?
— Мне кажется, на Сергеевских было куда хуже, но всё обошлось. Вот там я действительно перепугался, — вспоминал Колосов. — Когда кунгас Васильева, обгоняя, ударил нас, я и не понял, как оказался на корме. Смотрю, их кунгас подбросило — аж за бурун. Глазами ищу его, а он уже крутится перед нашим носом. А мы летим прямо на него. Тут и душа в пятки. Думаю, крышка. Наше счастье, что не перевернуло, а заклинило между камней и поставило на попа. А то навернЯка была бы могила. Да, тогда я струхнул…
Белоглазов заговорил о другом.
— Никогда не думал, что восьмитонный кунгас может быть переломлен течением, как простая щепка. Тут дело, конечно, в частоте колебаний. Наше счастье, что быстро сняли. Шулин, очевидно, такие случаи встречал.
— Ну и хорош же ты был, Толька, когда тебя вверх ногами волокли к берегу, — расхохотался Колосов. — Я же тебе говорил, просунь верёвку под мышки, а ты за что привязался?
— Да у него в карманах были образцы, вот и получилась голова тяжелее ног, — засмеялся и Николай. — А что, пожалуй, правильно говорит наш лоцман: «Будешь героем, если не успеешь умереть со страха».