Человек с пятью «не», или Исповедь простодушного
Шрифт:
Осознав свою ошибку, Марина Викентьевна со слезами кинулась ко мне и начала оказывать первую помощь при несчастных случаях. Но это бутылочное ранение было настолько серьёзно, что тут требовалось вмешательство специалиста, и я, обмотав голову махровым полотенцем, двинулся в районную поликлинику. Там мне сделали перевязку. Когда врач стал писать историю болезни, он спросил, при каких условиях состоялось повреждение моей головы. Чтобы не подвести соседку, я заявил, что на меня напали уличные хулиганы, которые затем безболезненно скрылись. Врач этому вполне поверил, потому что хулиганов у нас хватает.
Когда я явился
– Увы, теперь я понимаю, что моё уникальное открытие может принести людям только вред, – печально сказала она. – Рано ещё человечеству переходить на бесплатное вино.
Вскоре я ушёл из бани и поступил работать в другое место и больше не встречал Антонину Антоновну. А не так давно я узнал, что она скончалась. И так как о Большой Бутылке нигде ничего не слышно, то ясно, что свой секрет изобретательница унесла в могилу.
Что касается моих соседей по квартире, то сразу же после того, как бутылка была разбита, Георгий Васильевич перестал пить, вернулся на работу и честным трудом загладил свои вынужденные прогулы. Между супругами восстановился мир, но меня на семенные торжества уже не приглашали. Я же, сознавая себя виновником невзгод, обрушившихся на эту дружную семью, решил уехать, чтобы не напоминать своим присутствием о печальных событиях, связанных с Большой Бутылкой. Совершив обмен, я переехал в шестиметровую комнату, которая находилась в многонаселённой коммунальной квартире в другом доме и на другой улице.
Я всё о себе да о себе, а ведь вас, уважаемый читатель, наверно, интересует мой высокоталантливый брат Виктор.
После того как явился я к брату в виде шерстеносителя и тем вызвал его законное недовольство, я к нему больше не заходил, чтобы не мешать его научной деятельности. Но с отцом я поддерживал регулярную переписку и время от времени посылал ему небольшие суммы из личного скромного заработка. В своих наставительных письмах отец каждый раз сообщал мне о продвижении Виктора и о его семейных делах.
Во время войны мой талантливый брат, как ценный корифей науки, был эвакуирован вместе с женой в глубинный тыл, где он мог, не подвергая ненужной опасности свою жизнь, смело двигать вперёд науку. После войны он вернулся в Ленинград с повышением. Вскоре отец сообщил мне, что Перспектива Степановна подарила Виктору двух полновесных близнецов – мальчика и девочку. Виктор лично зарегистрировал их в загсе, дав им научно обоснованные имена. Имя мальчика – Дуб! (Дуб! Викторович); имя девочки – Сосна! (Сосна! Викторовна). Эти наименования должны свидетельствовать всем окружающим о высокой сознательности отца, а в дальнейшем помочь детям в повышении их авторитета в быту и в учёбе.
Я очень обрадовался за брата – теперь у него есть достойные наследники – и написал ему поздравительную открытку. Правда, меня несколько удивили древесные имена, которые мой талантливый брат присвоил моим племянникам, и встревожили восклицательные знаки, документально прикреплённые к каждому имени. Своими мыслями я письменно поделился с отцом, и вскоре он прислал мне очередное письмо, где рассеял эти мои сомнения. Мягко упрекнув меня в том, что я ещё не избавился от своих пяти «не» и, в частности, от недогадливости, отец просто и доходчиво пояснил
В конце своего письма отец призывал меня скорее избавляться от пяти «не» и множить скромные успехи, чтобы моему брату не было стыдно за меня.
9. Звучащий человек
Переселившись в другую квартиру и переменив место работы, я надеялся, что в новых условиях жизнь моя потечёт без всяких срывов и пертурбаций. Я теперь работал помощником завскладом бракованных силикатных изделий; должность эта была спокойная и малоответственная. Что касается быта, то квартира, несмотря на многонаселенность, отличалась сравнительной тишиной, и в целом жильцы в ней жили дружно. Таким образом, теперь я отдыхал от недавних передряг. Однако для моего корабля судьба готовила новые мели и подводные камни. Неожиданно склад закрылся на капитальный ремонт, мне дали длительный отпуск, и я устроился на временную работу в одну геологоразведочную экспедицию.
Наша экспедиция трудилась в горах Кавказа, а базировались мы в небольшом горном ауле. В мои обязанности входило готовить пищу, а также выполнять разные вспомогательные работы. В помощь мне был придан местный горец, парень по имени Орфис. Он был способный и старательный работник и к тому же хорошо говорил по-русски.
Однажды началась сильная гроза с ливнем, и продолжалась она целый день. После этого одна из наших поисковых групп, состоящая из трёх человек, не вернулась в срок на базу, и от неё не было никаких вестей. Группа эта работала в дальнем ущелье, и возникло опасение, что с людьми случилось какое-нибудь несчастье.
Так как пропавшая группа в день, когда застала её гроза, должна была находиться уже на обратном пути на базу, то точного её местонахождения никто не знал. Поэтому было решено послать две спасательные группы в разных направлениях. В основную спасательную группу вошли три квалифицированных геологоразведчика во главе с опытным проводником. Вторая группа, на которую возлагалось меньше надежд, составилась из меня и из Орфиса, ибо он отлично знал родные горы. Когда я добровольно попросился на это дело, то опасался, что меня, ввиду выполняемой мной работы, не отпустят, однако меня отпустили довольно охотно. Среди остающихся послышались даже грубые намёки на некачественное приготовление пищи и высказывания насчёт того, что люди хоть ненадолго отдохнут от моей стряпни.
Взяв рюкзаки с консервами и медикаментами, мы с Орфисом вышли в северо-западном направлении и долго шли долиной, а затем мои вожатый круто забрал влево, и мы начали карабкаться в гору. К вечеру вышли мы на зелёный луг, расположенный среди высоких гор. Здесь стояла такая тишина, что от неё даже ломило в зубах, как от холодной воды.
Вскоре на пологом склоне горы я увидал много серовато-жёлтых валунов, похожих на баранов. Среди них ходил человек и махал не то кнутом, не то палкой.
– Что этот человек там делает? – спросил я Орфиса.