Человек с ружьём

Лебедев Юрий

Попытался представить себе философский диспут между серой и ртутью… Ниасилил. Наверное, у меня с воображением что-то не так. Не быть мне алхимиком…

В общем, собрал тогдашний король лучших своих учёных в уединённом замке, да повелел, чтобы было! А иначе не выпустит.

И пусть поторопятся. Ибо, как говорил ведущий специалист по алхимическим реакциям Альберт фон Больштедт, скромно названный коллегами Великим, «Желание отдохнуть — первый признак поражения».

Вот они и старались. Практически, без отдыха…

Ну,

как в пособиях изложено. Сначала надо всё, что под руку философского попадётся, основательно сгноить. А сгнившее ещё и разложить. Чтобы получилась чёрненькая такая вонючая дрянь — нигредо.

Потом сложить то, что получилось, в философское яйцо, это они колбу так обозвали, и как следует взгреть. Пока нигредо не возродится. И побелеет. Получится альбедо — философский порошок. Если его понюхаешь, сразу философствовать тянет. Правда у нас его добывают попроще, из листьев коки. Ну а здесь вот так принято.

Впрочем, тоже вещь полезная. Иногда. Если надо что в серебро превратить, так просто посыпать им. И готово. Сразу столько серебра… Померещится. А вот золото — никак. Не вымерещивается оно почему-то. Слабенькое это альбедо. Надо градус повышать!

Но и тут всё не как у людей. Не возгонкой и дистилляцией. Его почему-то следует увлажнять, размачивать и замачивать. Пока не пожелтеет.

Это очень тонкий процесс. Цитринитас называется. Как это делать, эктоплазменные говорить не стали. Застеснялись. Впрочем, Софи, мило покраснев, даже не понял, как полупрозрачному созданию это удалось, шепнула, что символом цитринитаса является писающий мальчик.

Ну а на последнем этапе опять долго греть надо, или, ежели по-здешнему, по-алхимически, вновь осуществить «красное делание». В результате должен получиться Царский пурпур. Он же — Магистерий. Он же — Пятый элемент. Он же — Панацея. Он же — Философский камень.

Это опять порошок. Только красненький. Но сначала слабый совсем. Правда, и он вставляет, похоже, здорово. Судя по той пурге, что эктоплазменные несли.

Но десяти его граммов хватает только, чтобы двадцать грамм ртути в золото превратить. Маловато будет!

Поэтому его нужно как следует «помножить». В смысле, добавить философствующей ртути. И калить, ещё три месяца. Потом опять ртути добавить, и снова в печку, на месяц. И ещё разок. Уже на неделю. Только тогда получится настоящее рубедо.

Вот это — крутая штука. Золота с её помощью можно просто кучу натрансмутировать. Только свинца вовремя подбрасывай, да ртути подливай. А ведь она ещё и все болезни лечит, и рост растений ускоряет. Хороший порошок получается, полезный…

Такая вот несложная технология. Если вкратце.

Можно дальше пойти — очистить полученное от философской шелухи и скорлупы алхимического яйца. Тогда миру явится не мужчина, не женщина, а само совершенство. Включающее в себя оба пола. Разом. Умное такое. Ибо познало все тайны мира

и тонкости философии! И ни в ком оно не нуждается. Само себя любит. Этим и счастливо…

Но зачем оно такое надо, понять непросто.

Впрочем, экспериментаторам это премудрое очищенное рубедо было и не нужно. Они сами неглупые. Поэтому решили сильно не перемножать, а остановиться на более ранней стадии.

Но только коллектив собрался, чтобы торжественно завершить эксперимент, оно как грохнет…

Когда прочухались, уже все стали молодыми. И газообразными. А в полу зияла здоровущая дыра, в которую атанор провалился. Это их экспериментальная установка так называлась.

Омолаживанием накрыло всех. И в подвалах, и на первом этаже. Остальные, увидевши толпу лезущих снизу вечно молодых призраков, разбежались кто куда. Даже ворота замка за собой не прикрыли.

От короля комиссия потом приезжала. Посмотрела, поохала. Но, встретив эктоплазменных, так впечатлилась, что до столицы доскакала практически без остановок. Что именно они тогда монарху доложили, неизвестно.

Отдельные искатели приключений и материальных ценностей, осмеливавшиеся время от времени замок посетить, сматывались отсюда довольно быстро.

Омолодившимся же пообщаться хочется, о делах своих тяжких покалякать, на судьбинушку злодейскую пожаловаться. Причём, по ночам. Днём-то, на солнышке, они почти и не видны. Это здесь коридор тёмный…

А такой флегматизм, как у меня спросонья, нечасто встречается. Чаще совсем наоборот — выбранные ими для общения субъекты начинают вдруг гиперактивность проявлять. Кричат, руками размахивают, разными предметами швыряются. Да убежать норовят. Некоторые — прямо через окно…

В результате всего этого замок почти полсотни лет пустой простоял. Пока дед нашего барона в нём не поселился. Но и он тут подолгу не выдерживал. Впрочем, нет худа без добра. За без малого полсотни лет Вальдбург так толком разграбить и не удосужились.

В общем, наследство деду нашего капитана досталось богатое, но беспокойное. Поэтому фон Вальдбурги как-то всё больше по гарнизонам и родственникам околачивались.

А вот дома бывали нечасто.

Но надо же когда-нибудь и в нём порядок навести.

Поэтому, выслушав призраков, вернулся к своим, в гербовый зал. Тем более, они и так нашу беседу подслушивать пытались. Через щёлочку. По крайней мере, одно ухо оттуда точно торчало. То ли Сюзанны, то ли Августы. Ну, может быть, Доротеи. Хотя это вряд ли. Она, вроде, не до такой степени любопытна…

Глава 10

Все вышли в искпедицию, включая и меня

Ошибся. Ухо принадлежало Рихарду. Он тоже длинноволосый. Мода здесь такая. А принцессы с Сюзанной уши наружу не выставляли. Зачем? И так неплохо слышно…