Человек-тело
Шрифт:
— Косолапого? — перебил я, действительно удивившись, поскольку в интернете я нашел паутинника избалованного, и использовал именно его для кормежки писателя, поскольку слишком уж избалованным судьбой был этот человек: и талантом его наделил Господь, и женщин красивых подложил.
— Это научное название, — сказал следователь, неверно истолковав мое удивление. — Дело не в этом. Женщина была отравлена намеренно. И знаете, кто был у нас первым подозреваемым?
У меня пересохло в горле.
— Какое мне до этого дело? — сказал я по инерции.
— Потому что это был ваш старый знакомый, сокурсник,
— Неужели?
— Что-то я не слышу в ваших словах искреннего удивления…
— Потому что я вовсе не удивлен.
— Верно. Я полагаю, что произошло следующее. Та женщина, на Милашенкова, умерла по ошибке. От грибного отравления должен был умереть человек, за которого вы намеренно выдали замуж свою подружку, чтобы завладеть его квартирой. Именно она и подсыпала порошок из смеси трех ядовитых грибов в суп, который этот человек употреблять не стал, а отнес своей бывшей женщине. По вполне понятной русской традиции не выбрасывать еду.
— Вы бредите! — вскричал я. — Вы Коломбо какой-то…
— Дайте мне закончить, а потом уж возражайте. В первый раз убить господина Кокусева вам не удалось. Тогда вы замыслили вторую попытку. Раздобыли где-то цианид и, чтобы проверить его, подсыпали первому попавшемуся человеку. У вас нет ни души, ни сердца, заметил бы я. Но это не имеет отношения к делу. Главное, что и вторая попытка убийства у вас по какой-то причине сорвалась.
Все он вычислил правильно, только вот мотив для убийства определил неверно: жалкий такой, ничтожный мотив — квартирка. Нет, мое дело гораздо серьезнее…
— Вы закончили? — вежливо осведомился я, так как сказав свое, следователь умолк.
Он развел руками, выпятив нижнюю губу, снял запотевшие очки и принялся их протирать миниатюрной салфеткой.
— Тогда я скажу, — сказал я. — Конечно, я не могу доказать несостоятельность вашей версии. Тому, что вы мне сейчас рассказали, ничто не противоречит. Словно бытию или небытию Божию. Но как вы сможете доказать обратное? А именно: то, что я все это на самом деле проделал?
— Конкретно сегодня ничего не смогу доказать. Девушку вашу, Кускову Викторию, по фиктивному браку — Кокусеву, мы, допустим, вызовем и прижмем. То, что мы получим от нее полное письменное признание, очевидно. Также, вероятно и то, что с помощью вашей сообщницы мы получим какие-то именно доказательства. Неопровержимые улики, ныне еще не известные, кто знает?
Следователь вскинул голову и вопрошающе-весело посмотрел мне в глаза.
— Только об одном хочу предупредить вас, — тихо сказал он. — Если с писателем что-то случится… А ведь с ним должно что-то случиться, правда? Так вот: если это случится… Или с самой девушкой, коию ты подостлал к нему… — он так и произнес «подостлал», а не «подослал», — то тогда уж я добуду доказательства, поскольку я знаю, где их искать.
— Почему вы обращаетесь ко мне на ты? — тихо проговорил я, просто для того, чтобы протянуть время и подумать, хотя мне было совершенно все равно, как ко мне обращается этот ничтожный человек.
— А я всегда на ты с убийцами, — радостно парировал следователь Пилипенко, точно так же, как и в дневнике «писателя», о чем я прочитал позже.
— Засим закончим, — подытожил он нашу беседу.
В одном следователь совершенно ошибался: он утверждал,
О, мой бесценный помоечный! Загадочный мой. Благосклонный. Ты небось думаешь, что я все эти годы так и жил: любовью и местью? Ошибаешься: любовь я задвинул на задний план, в самый дальний мусорный чулан, а о мести даже и не думал — до тех пор, пока мне в лапы не попал его лаптоп. Да, мой проницательный! Роза упала на лапу Азор. Роковая встреча произошла сама по себе. На общественном балконе, в свете Венеры. В этом и есть мистическая основа моего романа.
8
Откат, полный, немедленный откат, — думал я, выйдя из этого кабинета, этого здания. — ПЛАН ОТМЕНЯЕТСЯ, — послал я своей замужней любовнице СМС. Она не ответила, и это, увы, не насторожило меня. Я просто подумал, что она приняла мои слова к сведению и, как всегда, беспрекословно подчинилась. Вскоре ввалилась ко мне Анна, и я вообще позабыл о том, что был какой-то там план…
Я сразу стал очень, очень занятым, отменил встречи с моей девчонкой, наш телефонный контакт стал пунктирным и вялым. Мне и в голову не пришло, что как раз в эти дни она замыслила «последнюю пьянку писателя». Я понятия не имел, что попрыгунья имеет во всем этом плане свой собственный резон. В какой-то момент я получил короткое сообщение: СКОРО ПИЗДЕЦ.
Я позвонил:
— Я же тебе написал, что план отменяется.
— С какого хрена? Я как раз собралась сделать это уже завтра.
— Ты не сделаешь этого.
— Почему?
— Потому что нельзя.
— Да все уже готово, договорено.
— С кем договорено, о чем ты?
— С «писателем».
— Что ты гонишь? Какой может быть ОБ ЭТОМ договор?
— О пьянке. Мы напьемся вместе. У меня такое желание: испытать то же, что и он. Но годы не те, не вынесет уже душа поэта такой мощной дозы алкоголя.
— Это невозможно сейчас. Отмени. Я перезвоню.
Я не мог говорить открытым текстом, потому что в доме была Анна. Выйдя на улицу, я снова вызвал номер Вички, но она не ответила. Не ответила — МНЕ!
Я написал ей подробную СМСку, где объяснил суть, рассказал про следователя. Она не ответила. Как выяснилось позже, девчонка удаляла не глядя мои сообщения, как по телефону, так и интернетом, хотя я весь вечер долбил ее. Удаляла, конечно, из слабости: боялась, что мне удастся ее переубедить.
Я был в панике. Если писатель умрет, то мне конец. К тому же, что самое главное, теперь мне уже и вовсе была не нужна его жалкая гибель. Анна стала моей. Пусть она и досталась мне подержанной и старой. Пусть я больше не любил ее, а презирал, испытывая к ней даже некую брезгливость. Но я все же добился ее, и моя жизнь получила смысл, казалась мне теперь вообще каким-то совершенным, завершенным процессом.
Я лихорадочно искал выход — весь вечер, даже когда долбил своим неумолимым маятником ее бездонный колодец, и лишь только в момент, когда из меня выпрыгнула стая юрких мышей, я понял, что должен все рассказать этой женщине.