ЧЕЛОВЕК– ты, я и первозданный
Шрифт:
Многие танцы и игры народов первобытной культуры построены на подражании различным животным; в этом искусстве особенно преуспели индейские шаманы. Во время ночных ритуалов они обычно «вызывают» наиболее грозных обитателей леса при помощи горловых звуков, наводящих ужас на собравшихся членов племени; известно, что страх – основа многих религий.
Названия птиц у первобытных племен – яркий пример звукоподражания. Например, гарпия у макуси – «пиха»; так звучит крик голодных птенцов этого крупного орла. «Ахойо» – голос козодоя и его же название у индейцев. Слово «путуу» – имитация протяжного свиста другой ночной птицы, родственной козодою.
Звукоподражание присутствует не только в «примитивных» языках; у нас, шведов, бездна ономатопоэтических
Аналогичных примеров много; даже при различии языков нередко можно распознать в названии какие-то типичные звуки. Так, один из видов тиранновых мухоловок известен на вест-индских островах с франкоязычным населением как «кескильди» («что он сказал?»), на Тринидаде – «кискади», в Бразилии – «бемтеви» («будь здоров!»), в Венесуэле – «Хесу фуэ» («Иисус жил»). В Суринаме, где говорят по-голландски, строго ономатопоэтическое имя этой мухоловки «кричиби». Словом, звукоподражательные наименования животных – по-прежнему интернациональное явление. И не только животных: «бибоп» – разве не меткое название рода джазовой музыки?
А такие слова, как «дудеть», «свистеть»? Всех звукоподражательных единиц речи не счесть.
Недавно я видел в Африке фильм, который, в частности, рассказывает о подлинных бушменах, «диких», а не «цивилизованных», как в телесериале Лики. Один бушмен исполнял перед несколькими мальчуганами пантомиму, с поразительной точностью воспроизводящую брачный танец страуса. И мне пришло в голову, что способность представителей линии Homo говорить должна быть связана именно с такими пантомимами и звукоподражанием. Думаю, наша речь основана на самых простых, «неряшливых» имитациях.
Кстати, в бушменских языках столько горловых звуков, не говоря уже о выделяемых специалистами пяти видах щелкающих, что они не похожи ни на какие другие языки.
Изоляция и приспособление бушменов к обрамляющим пустыню засушливым районам привели к тому, что здесь эволюция создала особую форму Homo. Или же сохранилась довольно «архаичная» форма. Стоит отметить, что бушменских женщин отличает сильное развитие подкожного жирового слоя на ягодицах – резерв, связанный с условиями жизни в пустынных областях, подобный горбам верблюда. Бушмены, как и все народы планеты, относятся к Homo sapiens, хотя, учитывая их специфические черты, можно представить себе более прямую связь с нашим общим прародителем – Homo erectus.
Когда мы говорим, смысл сказанного определяется не только подбором слов с их гласными и согласными. Замечательная шведская актриса Инга Тидблад как-то записала пластинку на тему «интонация». И показала едва ли не бесконечное разнообразие в произнесении слова «любимый». Политический деятель, не владеющий искусством интонации, обречен на неуспех у аудитории.
Уже у акурио с их весьма ограниченным словарным запасом интонация играет большую роль; то же относится к другим известным мне индейским языкам. Тому, кто знает всего несколько слов чужого языка, интонация особенно важна, чтобы понять смысл услышанного. Это касается всех языков.
Интонация важна и для некоторых птиц. Окружившая падаль стая воронов «разговаривает» прямо-таки с «человеческими» интонациями. Неудивительно, что в древности ворона наделяли сверхъестественными чертами; в скандинавской мифологии он вестник Одина. Мне много раз приходилось «подслушивать» голоса воронов, их удивительную «болтовню», и я уверен, что интонация – важнейшее средство передачи настроения этих «умных» птиц.
Известно, что собака различает слова и их смысл. Стоит вам сказать собеседнику: «Потом пойду погулять с собакой» или «Надо будет через час покормить собаку», – как
Другим животным гораздо труднее запоминать слова, они лучше понимают связанные с той или иной ситуацией жесты. Что же до присущих виду инстинктивно издаваемых звуков, то они понятны даже новорожденному детенышу.
Словом, мы вправе придавать большое значение интонации, особенно у так называемых умных животных, и в высшей степени – у человека. Как вообще два человека, говорящие на разных языках, могут уразуметь смысл произносимых слов? Мне много раз доводилось в разных странах объясняться при помощи жестов и интонаций, и в конце концов достигалось обоюдное понимание.
Интонация, звукоподражание, создающее представление о животных или о действиях («точить», «шуметь», «грохотать» и т. п.), – вот, думается мне, каркас, на котором выросла первая сигнальная система.
Наверное, уже Homo erectus достиг уровня горловой речи племени !кунг. Полагают, что весь речевой аппарат erectus был так слабо развит, что количество звуков поневоле было ограничено. Конечно, реконструкция "мягких тканей по черепу не дает совершенной точности, но она позволяет заключить, что части речевого аппарата не могли функционировать так же хорошо, как у современного человека. Не подлежит, однако, сомнению, что уже рамапитек обладал высоким нёбным сводом, а стало быть и мускулистым языком, и эта черта присуща всем гоминидам, в отличие от человекообразных обезьян. Выше я излагал свое предположение, что чмоканье и высасывание пищи из раковин на стадии полуводного образа жизни, способствовавшее развитию подвижного мускулистого языка, заложило основы современного красноречия. Но времени на это ушло немало! Вероятно, по-настоящему «заговорили» лишь представители линии Homo, пусть поначалу речь их была мало развита. По одной гипотезе особи erectus только с пяти-шести лет могли произносить членораздельные звуки, так как у более юных еще не успевали развиться важнейшие части органов речи. Из той же гипотезы следовало, что именно ограниченные речевые способности обусловили длившийся миллион лет странный застой в развитии культуры erectus, о чем свидетельствует неизменность каменных орудий. Кто знает? Совершенствование сигнальной системы несомненно влекло за собой дальнейшее развитие всего интеллекта.
Разумеется, о таких категориях, как разум, чрезвычайно трудно судить на основании незначительного количества окаменелостей вымершего вида. Держа в руках ископаемый череп, палеоантрополог не может, подобно Гамлету, воскликнуть: «Бедняга Йорик! Я знал его…» И все же осколки черепов могут служить путеводными нитями.
Известно, что способность к речи связана с определенными нервными центрами, прежде всего в левой части мозга, а именно – с центром Брока в лобной доле и центром Вернике в височной. Центр Брока, как полагают, координирует моторику речи со всеми необходимыми движениями мышц лица, губ, языка и гортани. Множество нервных волокон связывает этот центр с центром Вернике, где находится банк памяти для зрительных, слуховых и речевых импульсов. Он расположен вблизи так называемой угловой извилины – ассоциативного центра, где все, воспринимаемое нашими органами чувств, собирается и сопоставляется.
И вот центры Брока и Вернике прослеживаются по отпечаткам внутри свода черепной коробки даже на фрагментах, чей возраст исчисляется миллионом лет!
Биолог Ральф Хэллоуэй сделал латексные слепки внутренней поверхности ряда черепов, в том числе ископаемых. Положительный результат получен уже для австралопитека, и чем дальше по линии гоминидов, тем явственнее отпечатки центров Брока и Вернике. Напрашивается вывод, что способность к речи возникла на ранней стадии, издаваемые звуки не только служили сигналами, но и выражали понятия.