Шрифт:
Наполеон, сидя на коне, устремился в бой.
Александр, сидя на коне, устремился в бой.
Генерал Грант сошел, с коня и углубился в лес.
Генерал Гинденбург стоял на холме.
Луна взошла из-за кустов.
Я пишу историю деяний человеческих. Я написал три такие истории, а я еще совсем
Моя жена ходит по нашему дому, где я сижу вот уже несколько часов и пишу. Она высокого роста, с черными волосами, которые начинают седеть. Прислушайтесь: она тихо поднимается по лестнице. Весь день она тихо ходит по дому, занятая хозяйством.
Я приехал в этот городок из другого городка в штате Айова. Отец мой был рабочим, маляром. Он не преуспел в жизни, как я. Я пробился, окончил колледж и стал историком. Дом, в котором я сижу, принадлежит нам. Комната, где я работаю, — это моя комната. Я уже написал историю трех разных народов. Я рассказал, как возникали государства и как происходили сражения. Вы можете видеть мои книги на полках библиотек. Они стоят там в струнку, как часовые.
Я такого же высокого роста, как моя жена, и немного сутулюсь. Хотя я пишу смело, я очень застенчив, Я люблю работать один в своей комнате, за закрытой дверью. У меня много книг. Народы проходят в этих книгах одни за другим. В комнате тихо, но книги полны грохота.
Наполеон съезжает с холма и устремляется в бой.
Генерал Грант идет через лес.
Александр съезжает с холма и устремляется в бой.
У моей жены серьезный, почти суровый взгляд. Иногда то, что я думаю о ней, пугает меня. Под вечер она уходит из дому на прогулку. Напротив нашего дома — дом желтого цвета: Жена выходит из боковой двери и проходит по улице между нашим домом и желтым.
Хлопает боковая дверь нашего дома. Минута ожидания. Лицо моей жены проплывает на желтом фоне.
Генерал Першинг съехал с холма и устремился в бой.
Александр съехал с холма и устремился в бой.
В моем уме малое вырастает в огромное. Окно перед моим письменным столом выделяет небольшое, ограниченное рамой поле наподобие картины. Каждый день я сижу и подолгу смотрю в это окно. Со странным чувством в душе я жду чего-то неминуемого. Рука моя дрожит. Лицо, скользящее поперек картины, как-то непонятно действует на меня. Лицо проплывает, затем останавливается. Оно движется справа налево, затем останавливается.
Лицо входит в мое сознание
Жена моя девушкой приехала в этот городок из другого городка в штате Огайо. У нас есть служанка, но жена нередко сама метет полы и иногда приготовляет постель, в которой мы вместе спим. По вечерам мы сидим вместе, но я не знаю ее. Я не могу вытряхнуть себя из своей скорлупы. Я ношу коричневую куртку и не могу выйти из нее. Я не могу, выйти из себя самого. Жена моя очень кроткая женщина, и говорит она приветливо, но она не может выйти из себя самой.
Жена ушла из дому. Она не подозревает, что я знаю малейшую ее мысль на протяжении всей ее жизни. Я знаю, что она думала, когда была ребенком и гуляла по улицам своего городка в штате Огайо. Я слышал голоса ее разума. Слышал самые тихие голоса. Я слышал крик испуга, когда она впервые была охвачена страстью и прильнула ко мне. И еще слышал я голос страха сквозь слова мужества, которые она произносила, когда мы сидели вместе в первый вечер после свадьбы и переезда в этот дом.
Было бы странно, если бы я мог сидеть здесь, как сейчас, а в это время мое собственное лицо проплывало через картину, образуемую желтым домом и окном. Было бы странно и прекрасно, если бы я мог встретиться со своей женой, очутиться в ее присутствии.
Женщина, чье лицо только что проплыло через мою картину, ничего не знает обо мне. Я ничего не знаю о ней. Она ушла по улице. Голоса ее разума ведут разговор. Я сижу здесь, в этой комнате, одинокий, как и всякий другой человек, который когда-либо жил на земле.
Было бы странно и прекрасно, если бы я мог заставить свое лицо проплыть через картину. Если бы мое проплывающее лицо могло войти и сознание моей жены, если бы оно могло войти в сознание какого бы то ни было человеческого существа, мужчины или женщины, — как это было бы странно и прекрасно!
Наполеон, сидя на коне, устремился в бой.
Генерал Грант углубился в лес.
Александр, сидя на коне, устремился в бой.
Знаете ли, что я вам скажу? Иногда вся жизнь мира проплывает в моем сознании одним человеческим лицом. Бессознательное лицо мира останавливается и стоит передо мной.
Почему я не говорю другим ни слова голосом своего «я»? Почему за всю нашу совместную жизнь я не мог пробиться сквозь стену к своей жене? Я уже написал триста тысяч, четыреста тысяч слов. Неужели нет таких слов, которые ведут в жизнь? Когда-нибудь я заговорю сам с собой. Когда-нибудь я напишу завещание самому себе.