Человек в витрине

Даль Хьелль Ола

Какими бы эксцентричными ни были домовладельцы, Гунарстранна не испытывал никакого желания знакомиться с ними. Он был слишком стар, чтобы подниматься к квартире своей знакомой и звонить в ее дверь, как мальчишка. Правда, когда он остановился рядом с ее домом и задрал голову, то увидел, что Туве стоит у окна и машет ему рукой. Через три минуты она уже сидела в машине.

Спускаясь по извилистой улице Кунгсвейен, они любовались морем огней внизу. Большой город напоминал отражение звездного неба. Гунарстранна включил радио. С программой им повезло — видимо, продюсер любил тихую музыку. Когда они подъехали к многоэтажной автостоянке на Ибсена, Билли Холидей [7]

пела «Я люблю тебя, Порги». Правда, внутри радиосигнал не ловился — из динамика слышался только треск помех.

7

Холидей Билли (1915–1959) — американская джазовая певица.

Туве глубоко вздохнула и заметила:

— Кроме тебя, не знаю другого человека, у которого не было бы в машине кассетника или CD-проигрывателя.

Гунарстранна выключил старую магнитолу с переливающимися кнопками и ответил:

— Я купил ее в семьдесят втором… Если меняешь машину, совсем не обязательно менять и музыку.

Пока они шли к лифту мимо ряда припаркованных машин, Гунарстранна брюзжал:

— Жаль, что сейчас больше не выпускают приличных радиоприемников. Еще совсем недавно программу радиопередач печатали в газетах. Можно было посмотреть заранее и выбрать, что хочешь послушать. Помню, я с нетерпением ждал любимых передач: следил за дискуссией, которую вел уважаемый мной писатель, а иногда наслаждался чудесным голосом Осе Бюэ [8] , которая читала рассказ Ханса Э. Хинка «Белые анемоны на горном склоне». — Он придержал дверь, пропуская Туве вперед на площадку перед лифтами. — Раньше можно было надеяться послушать что-нибудь хорошее за послеобеденным кофе. А сейчас по радио ничего толком не разберешь, сплошное невнятное бормотание. Ведущие говорят неграмотно и прячут свое невежество за дешевыми песенками. И это безобразие называется «Утренним радио»! Полдень у них наступает в два часа или в вечерний час пик. Если даже и попадаются в куче мусора отдельные жемчужины, достойные того, чтобы отвлечься от повседневного и насладиться искусством, все равно заранее ничего не сообщают. Сейчас услышать по радио что-то хорошее можно только случайно, если сидишь в пробке и включил нужный канал. Хотя, наверное, все наоборот, и это я отстал от жизни.

8

Бюэ Осе (1904–1991) — норвежская театральная, кино — и телевизионная актриса.

— Наверное. — Туве улыбнулась и затихла, когда на площадку вышла еще одна пара. Потом пришел лифт. Все четверо вошли в кабину. Гунарстранна и Туве переглянулись в зеркале.

Выйдя из лифта, Туве решительно взяла его под руку, они прошагали по улице Кристиана IV и вошли в стеклянные двери «Норске Театрет». Очутившись в фойе, она принялась озираться по сторонам.

— Мы рано, — заметил Гунарстранна.

— Нервничаешь? — тихо спросила Туве, не выпуская его руку.

— Что?

— Ты нервничаешь? — повторила она.

Гунарстранна кашлянул и посмотрелся в зеркало, перед которым он стоял.

— Почему ты спросила?

— Ты какой-то скованный и немного рассеянный.

— Я не нервничаю.

— Тебе неприятно со мной?

— Нет. — Гунарстранна откашлялся и добавил: — Очень приятно.

Туве выпустила его руку, повернулась к нему лицом и предложила:

— Может, пойдем куда-нибудь в другое место?

Например, в кино… или выпьем пива в каком-нибудь полутемном пабе?

— Нет, мне и в театре хорошо. Но может быть, поговорим о чем-нибудь другом?

Она снова взяла его под руку и повела к группе незанятых стульев в фойе. Помахала рукой какой-то женщине в дальнем углу.

— Несколько лет ее не видела, — прошептала Туве. — Вот, значит, где встречаются старые друзья — в театре. А я и не знала!

— Здесь все седые, — заметил Гунарстранна.

— А ты, оказывается, наблюдательный! — улыбнулась Туве. — Ну, признавайся, о чем ты сейчас думаешь?

— О цифрах и буквах.

— И о манне небесной?

— Ты о чем?

— Я бы выпила аперитив! — воскликнула Туве. — Ты не принесешь херес?

Гунарстранна вздрогнул.

— А я выпью красного вина — терпеть не могу херес. Так что ты там говорила — манна? Какая еще манна? — Он передал ей свои перчатки и полез во внутренний карман за бумажником.

— Манна небесная, — повторила Туве и объяснила: — Хлеб, который Господь дал евреям в пищу… Он падал с неба в пустыне.

— Но почему ты вдруг вспомнила о манне небесной?

— Она пришла мне в голову, как только ты сказал о цифрах и буквах. Видишь ли, моя бабушка была очень набожной. У нее на кухонном шкафу стояла большая миска с записочками — их было несколько тысяч. На каждой записочке были цифры и буквы, обозначающие строки из Библии. Например, «Иез. — пять — четыре» обозначало «Книга Иезекииля, глава пятая, стих четвертый», а «Лук. — восемь — двенадцать»…

Гунарстранна замер как громом пораженный.

— Ну конечно, — прошептал он.

— Там и про манну было. Каждый день бабушка доставала записочку с надписью. По-моему, она была пятидесятницей.

— Из Библии! — вздохнул инспектор Гунарстранна, ерзая на стуле.

— Что с тобой?

— «И» — это «Иоанн»… Глава девятнадцатая, стих пятый…

— Ну да, Евангелие от Иоанна, глава девятнадцатая, стих пятый, — с лукавой улыбкой ответила Туве. — Так что там с хересом?

— «Бристоль крим», — рассеянно ответил Гунарстранна. — Любишь?

Туве кивнула:

— Мне все равно. Я в марках хереса не разбираюсь.

— Тогда давай сходим в «Библиотеку» — это бар при отеле «Бристоль», он как раз напротив, — мягко предложил Гунарстранна. — Там, если захочешь, можешь выпить целую бутылку…

— Мне и одного бокала достаточно, — ответила Туве. — Зачем уходить отсюда?

— Затем, что мне не терпится полистать Библию…

Через пять минут они перешли дорогу и заглянули в «Библиотеку», но оказалось, что в баре нет ни одного свободного места. Гунарстранна принялся нервно поглаживать губы и бормотать:

— Ну надо же, как не повезло!

— Успокойся, — с улыбкой сказала Туве.

— Я должен…

— У тебя дома разве нет Библии? — Она повернулась к окну, откуда виден был вход в театр. — Пьеса наверняка скучная, как стоячая вода.

— Что?! «Юн Габриель Боркман» скучная пьеса? Я думал, ты любишь Ибсена… — промямлил Гунарстранна.

— Только не на нашем втором языке [9] , — ответила она. — По-моему, перевод Ибсена на нюнорск — верх идиотизма! — Туве снова взяла его под руку, заглянула ему в глаза и предложила: — Поехали к тебе… Если не боишься.

9

Сейчас в Норвегии есть две официальные формы языка: букмол («книжная речь») и нюнорск, или нюношк («новый норвежский»).