Человек войны
Шрифт:
Те просили у толстяка в белом фартуке хлеба.
– Халата да те духне! – выругался толстяк и дал одному затрещину.
Не терпевший несправедливости Сашка вмешался, и, отпихнув хозяина, завел ребятишек внутрь, где одарил всех свежими булками. А когда тот стал возмущаться, надавал жлобу* по шее. Исключительно в воспитательных целях.
Обиженный сбегал в порт и пожаловался начальству, за что Сашку выперли из разведки, переведя в стрелковый батальон, где его пригрел под своим крылом в качестве ординарца лейтенант
Далее последовала срочная переброска в Бургас* и долгий путь в раздолбанных вагонах и пехом, к новому месту дислокации.
Болгария оказалась изрядно разоренной немецкими союзниками, в отличие от жителей городов, сельское население перебивалось мамалыгой с овощами, и вскоре у моряков «кишки к позвоночнику приросли», как выразился Петя Морозов.
По прибытии на место, высыпав из вагона разведчики сразу навалились на Димыча.
– Организуй питание старшина и точка!
– А чего я? – набычился тот. – Топайте к Абдуле, я всего лишь заместитель.
Командир взвода лейтенант Абдуллаев свое дело знал хорошо, но во всем, что касалось снабжения, был как говорят «не того» и препоручал все Диму.
Так вышло и в этот раз. Выслушав моряков и тяжело вздохнув, лейтенант подошел к Вонлярскому.
– Очень надо дорогой, – просительно взял за рукав. – Ты же знаешь, не умею я с этими тыловыми крысами.
– А я умею? – пробурчал старшина и сплюнул на землю.
– Ну да, – хитро прищурил раскосые глаза Абдулаев. – Еще как умеешь.
Интендантскую братию Дим не любил всеми фибрами души, но все что положено, у них вырывал. Иногда с боем.
– Ладно, попробую,– сдвинул на затылок бескозырку. – Жора, почапали со мной к фуражирам.
Спустя полчаса они вернулись.
Дорофеев нес в руке пол цибарки кирзы* с кирпичом хлеба, а Дим покоил на груди три банки «второго фронта»*.
– Это че, на весь взвод?! – возмутились моряки, увидев такое изобилие.
– Больше нету, – пожал плечами Дим, – начпрод говорит, тылы отстали.
Кстати, тут у меня возникла мысль, вы пока организуйте костер, а мы с Жорой немного пошустрим. И они направились к вагону, в котором ехали. Тот был последний в эшелоне.
Еще на подъезде к станции, Вонлярский засек из окна теплушки, светлое пятно, которое передвигалось далеко в степи, куда уходила грунтовая дорога.
Кряхтя, приятели вытащили из вагона двухколесный «БМВ» (в роте таких было несколько), взгромоздились на него, после чего мотоцикл тихо заурчал и покатил назад, в сторону грунтовки.
– Щас чего – нибудь организуют, – проводили экипаж взглядами моряки, вслед за чем двое направились к небольшому, окаймленному ивами пруду за водою, а остальные занялись костром и принялись выгружать амуницию.
Выскочив через пару километров на дорогу (судя по виду, по ней ездили не часто), мотоцикл понесся в степь. Она была почти такая же,
– Вон там, слева по курсу! – проорал сквозь бьющий в лицо ветер Дорофеев, после чего Дим сбросил газ и «БМВ» тихо заурчал мотором.
На пологом склоне, рядом с буковым леском, паслось изрядное стадо свиней, а рядом с ним, опершись на герлыгу*, стоял пожилой человек, в постолах, с трубкой в зубах и мохнатой шапке.
– Здорово, отец! – остановил старшина рядом мотоцикл, а Жора, приподнял над головой бескозырку «наше вам с кисточкой!».
День добрый, хлопцы – кивнув шапкой, ответил тот по-русски, с небольшим акцентом.
– Ты гляди, Дим, – слез с сиденья Жора. – Дядько на нашем балакает.
– И разумею и знаю, – солидно ответил пастух.– Мой дед воевал на Шипке* у генерала Гурко. Против турок.
– Ну, тогда помоги нам, – кивнул на стадо старшина. – Выдели одного кабанчика, в дороге совсем оголодали.
Болгарин перевел взгляд с него на Жору (тот сделал добрейшее лицо), задумался и почмокал трубкой.
– Добре, – сказал через минуту. – Берите вон того, с краю и указал на громадную свинью, жевавшую что-то вроде газеты.
Сдернув с плеча автомат, Дорофеев направился к ней, и коротко стрекотнула очередь.
Потом моряки захлестнули «кабанчику» петлей задние ноги (веревка была припасена заранее), прицепили добычу к своему железному коню и снова подошли к дядьке.
– Держи, это тебе, – снял с жилистой руки и протянул деду трофейную «Омегу» Дим. – Хорошие часы, не штамповка.
– Не, – отрицательно повертел головой тот. – То вам подарок, добре бьете германа.
– Бери-бери, – расплылся в улыбке Жора. – Мы себе еще достанем.
Потом взревел сильный мотор, и моряки поволокли добычу за собой, обрадовать страждущих.
Спустя час, довольно переговариваясь, взвод наворачивал из котелков наваристый суп, а потом подкреплялся сочными, зажаренными на шомполах кусками свинины.
Как водится, поделились и с другими, привлеченными аппетитным запахом.
И никто не ведал, что в это время на столе командования уже лежал очередной приказ, подписанный лично Сталиным.
Впечатленный последней встречей в Кремле с видным деятелем Коминтерна, лидером болгарских коммунистов Георгием Димитровым, он проникся особой заботой о «братушкам», повелев строго пресекать «любое самоуправство со стороны отдельных военнослужащих РККА в отношении гражданского населения и их имущества».
О полуголодных, плохо обмундированных и часто недовооруженных красноармейцах в приказе не упоминалось. О работающей абы как, службе тыла также.
Зато содержалось иное: отныне не только стервятникам – мародерам, которые, как известно, есть в любой армии, но и слишком инициативным грозил военный трибунал.