Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1
Шрифт:
– Еще бы, – произнесла потрясенная Мериголд. – Дядюшка мог бы и пощадить ваше наследство.
– Да вы Артура не видели, – нежно сказал Лизандер. – Во всяком случае, дядюшка Алистер впоследствии умер от инфаркта, а Артур упал в первом же заезде в прошлом сентябре. Ветеринар сказал, что его год нельзя трогать, а мы с мамой решили выходить его уже к следующему сезону. Но в октябре умерла мама.
На какую-то секунду Лизандер крепче вцепился в руль. Затем, свернув с дороги и погасив надежду Мериголд на то, что они хоть по булыжникам поедут медленнее, добавил:
– И вот я собираюсь подготовить его, чего бы мне это ни стоило.
– Да,
– О, как восхитительно, – пискнула она. Здоровенная лошадь, вытянув шею, неаккуратно схватила охапку сена, и Тини, черный шотландский пони, товарищ по стойлу, пытающийся ухватить сенца снизу, почти исчез под падающими сверху клоками.
– Какая милая крошка, – Мериголд рванулась вперед, чтобы обнять маленького пони.
– Осторожно, – предупредил Лизандер.
Как только Тини освободился, он тут же рванул прочь, чуть не сметая Мериголд со своего пути.
– Тини, – пояснил Лизандер, давая пони здоровенного пинка, – ну просто абсолютная сволочь.
– Вот бы ему встретиться с Никки, – сказала Мериголд, фыркнув. – Никки сказала...
– Я держу Тини только потому, – перебил Лизандер, опасаясь, как бы Мериголд опять не завелась, – что Артур очень уж к нему привязан. Он у Тини буквально под каблуком, а тот несколько раз пытался убить даже Джека.
Взяв Джека на руки, Лизандер дал ему облизать нос Артура, затем забросил маленькую собаку на лошадь между длинных ушей. Джек, припав к нечесаной гриве, потихоньку сполз на спину лошади.
– Просто восхитительно, – вздохнула Мериголд и, далеко обойдя Тини, погладила Артура. – Да ведь он же просто громадина!
– Восемнадцать ладоней, – с гордостью произнес Лизандер. – Самая большая лошадь была на тренировках. Люди даже присылали письма и с аппетитом уничтожаемые Артуром плитки «Твикса».
Артур был почти весь белой масти, не считая серого носа и темных глаз, обрамленных прямыми длинными белыми ресницами, с белыми внутренними углами глаз, расширенных словно по желанию какого-то художника.
– Он выглядит вполне ухоженным, – сказала Ме-риголд.
– В общем-то да, – согласился Лизандер. – Жил на окраине Фулема и на лугах у родителей Долли; потом произошел скандал, и ему пришлось провести три дня во фруктовом саду женщины, чей дом я безуспешно пытался продать.
Не желая распространяться на эту тему, Лизандер показал передвижную тележку на резиновых шинах, а затем, забавляясь, стал угрожать Артуру, распахивая дверь, и один раз даже слегка стукнул его.
– Там внутри ему удобно, – Лизандер потрепал Артура по ушам. – Он обожает ласку. Еще ни разу не укусил Тини за спину, а когда Джек делает вид, что вот-вот вцепится в его ногу, только изумленно смотрит вниз. Если бы Артур был человеком, то каждый вечер надевал бы серый жакет и шлепанцы с бархатными помпонами. Джентльмен.
– Как и его хозяин, – любезно отметила Мериголд.
– Хотел бы я, чтобы и Долли так же думала, – вздохнул Лизандер. – А она присылает мне карточки с саркастической надписью: «Поздравляю с уединением». Ну а теперь смотрите.
Как только Лизандер достал из кармана банку «Фанты», у Артура вырвался такой мощи звук, какой издает извергающийся Везувий. Поддев и отогнув ушко, Лизандер вставил банку между большими желтыми зубами Артура,
– Он не обходится утром без чашки кофе, – сказал Лизандер, вынимая банку, – но обязательно с двумя столовыми ложками сахара.
13 февраля оказался днем праздничным. Мериголд сбросила стоун [3] веса, и теперь в ней было девять стоунов и четыре фунта. И даже Патч похудела на пяток фунтов и теперь протискивалась через лазейки кошки. После скучного ленча из бульона и салата из укропа и киви Мериголд вместо того, чтобы пичкать себя белым шоколадом, старательно раскладывала благотворительную почту, призывающую ради спасения детей покупать и продавать, а Лизандер сидел, положив на стол ноги в грязных ботинках, и пытался сочинить к Валентинову дню поэму для Долли, поскольку она все еще никак не могла простить ему подвиги в Палм-Бич.
3
Стоун – 6, 35 кг
Поэмы блестяще сочиняет Ферди, но его нет, а отправлять уже пора. Какие рифмы есть к слову «травка»?
– Лавка, сявка, козявка, муравка, журавка, давка, – предложила Мериголд. – А вы знаете птиц, которые выбирают себе подружек в Валентинов день? – Она посмотрела на кормушку, около которой теснились пернатые. – Ведь именно с весной у зяблика розовеет грудка, у черного дрозда золотится клюв, а его перышки начинают отливать лиловым и золотым на солнце.
Но Лизандер не слушал Мериголд, а рассматривал. Ее кожа порозовела, но не той чахоточной краской, что проступает через мертвенную бледность. Ее глаза уже не были воспалены и стали такими коричневыми, как сережки ольхи без пыльцы. И теперь она уже никак не походила на леди Верил Кук.
– Птички-гномики! Да вы же потрясающе выглядите! – воскликнул, откидываясь на спинку стула, Лизандер.
– Иначе и быть не могло, – сказала Мериголд, вкладывая в один конверт два приглашения и становясь пунцовой.
– Вы только посмотрите на этих маленьких-маленьких великолепных синичек, вьющихся у кокосового ореха.
И тут ее счастья как не бывало.
– Этот кокос Ларри в прошлом году выиграл на сельском празднике.
– Откуда вы так много знаете о птицах? – спросил Лизандер, пытаясь увести ее от этой темы.
– Наверное, этому способствовала наша жизнь в деревне. Ларри, к несчастью, заинтересовал другой вид птиц.
И Мериголд с удивлением заметила, что пусть и немного, но пошутила. «Так я, может, и смеяться начну», – подумала она.
– Так как у вас с поэмой? – ее в свою очередь заинтересовали стихи Лизан дера.
Тот с гордостью протянул через стол листок.
– «Роза расцветает, зеленеет травка, ноги раздвигаешь, это так сладко», – прочитала Мериголд.