Человека-Подобие
Шрифт:
– Шура!
Сквер почти уже кончился под ногами Мужика. Деревья уже с благодарностью подумали, что, может быть, теперь даже удастся немножко вздремнуть. Мужичок испугался. Сильно испугался.
Как будто его сейчас оторвут. Отрежут. Лишат. Вот сейчас. Вот ещё пару его шагов. Если Шура сделает ещё пару шагов…
– Шура! Да подожди ты! Шура!
Чуть не ползком, но он всё-таки догнал Мужика, сцапал за плечо. Мужик нехотя остановился. Мужичок повис на нём, сипло пытаясь отдышаться.
Страх отступал.
Показалось. С похмельных глаз показалось, не иначе. Тьфу, пропасть. Вот ведь. Придумал
– Что ты за человек такой, Шура…
При слове «человек» Мужика передёрнуло.
– Сам же сказал, – захныкал Мужичок, – окочуриться можно…
Постояли минут пять.
– Отдышался? – буркнул Мужик.
Мужичок скрипнул что-то в ответ.
Пошли дальше. Мужичок пристроился рядом с Мужиком, уцепился для верности за краешек рукава мужиковского пальто. Кашлянул пару раз, помянул кого-то, не то чью-то матушку, не то бабушку, не то чёрта лысого и… Опять понесло, как будто и не помирал только что. Как будто страх потерял. Мужик его слушал. Или нет.
– …потому что, видимо, не судьба мне умереть от пьянства, Санёк. Я и сам иногда удивляюсь – зачем уж столько пить-то. А влезает, Саня, понимаешь, оно в меня влезает.
Похмельные галлюцинации Мужика бодренько вышагивали вслед за ними по скверу. Парами. Такими странными парами – например, Сара Коннор и Чебурашка. Крокодил Гена и Волан-де-Морт. Ну, видимо, как Доктор по парам расставил, так и шли.
Или показалось?
– Никаких неэтичных моментов вроде неконтролируемого мочеиспускания или опорожнения желудка в кусты не наблюдается. К женщинам пристаю исключительно из романтических побуждений. На подвиги и грабежи не тянет. Так что полная гармония. Только вот в это лето что-то тяжко, да. Жара, проклятая. Глобальное потепление. Американцы, пиндосы, всё из-за них.
Мужик остановился. Посмотрел на Мужичка с тем же непередаваемым выражением – то ли заплакать, то ли врезать.
– Почему из-за американцев-то?
Ха. Уж в чём в чём, а в этом Мужичок был уверен, как никто другой.
– Ну как же, Шур. Кто ж ещё может быть виноват?
+++
В том же кабинете руководителя строительной фирмы Ведущий Новостей сообщил с экрана плазмы:
– Главы некоторых европейских государств, в том числе федеральный канцлер Германии и премьер-министр Италии, выразили сочувствие и поддержку российскому народу…
+++
Из знойного марева сквера соткалась знакомая фигура.
Опять…
Теперь он был в лёгких джинсах и кислотной футболке со смайликом во всю грудь. Смайлик то ли смайлился, то ли скалился. Он катил на роликах, не на тех неторопливых прогулочных, которые созданы для профанов-любителей, а спортивных, хищных, которые сливались с ногой как винтовка сливается с рукой снайпера. Чёлочка на этот раз не прилизана, а растрёпана кое-как, и только при ближайшем рассмотрении можно понять, что этот «кое-как» тщательно продуман и уложен волосок к волоску. Что осталось неизменным – так это рюкзачок-«божья коровка».
Пионэр притормозил рядом с Мужиком в Длиннополом Пальто и Мужичком, выбив из-под колёсиков мелкие камни. Радостно, очень-очень радостно улыбнулся Мужичку.
– Здравствуйте, дяденька! Вам помочь?
Возможно, Мужику сейчас очень хотелось схватить
Мужик раздражённо скривился, но промолчал. Они с Пионэром встретились взглядами. Вот здесь был бы хорош крупный план, бесспорно. Глаза Пионэра, словно составленные из множества прозрачных серых и голубых октаэдриков, искрились азартом и предвкушением торжества. Он и в этот раз был уверен. И если и хотел делать ставки – то только на то, как быстро. Мужик смог ответить только угрюмо и как-то… обречённо, что ли. Слишком уж хорошо он знал. Чем всё закончится. Но.
Неспешно опустилось молчание. Душное, недвижимое, плотное молчание. Кажется, эта тишина медленно расползалась в стороны от них и заполняла собой всё вокруг. Пропал шум автомобилей… Стихло и без того едва уловимое шевеление листвы… Перестали хрустеть камушки и песок под ногами прохожих… Замолкли мобильники…
…безмолвие…
А потом Мужик отвернулся от Мужичка и Пионэра, дав пространству возможность снова вздохнуть и ожить. Пошёл по нескончаемому скверу, прикурил на ходу, смял пустую пачку, по длинной дуге запустил в урну. Попал.
Никаких но.
Мужичок непонимающе вытаращился на Пионэра, потом в спину удаляющемуся Мужику. Неуверенно ответил:
– Спасибо, ма… мальчик? Мне уже друг помог.
Торопливо заковылял вслед за Мужиком, контролируя норовящие сползти штаны – кажется, это было единственное, что он мог сегодня контролировать. Что ж за день-то такой вдруг. Нормально же общались. Чего началось-то. Пионэр небрежно покатился за Мужичком, на ходу ковыряясь в рюкзачке.
Куда денется.
Нащупал, что хотел, ускорился, обогнал и перегородил дорогу.
– Какая жалость! А я так торопился! Вот!
Он выудил из рюкзачка вторую банку пива, точно такую же, как только что выпил Мужичок.
Страх вернулся. Вернулся сразу, броском, в самый центр груди, скрутился там клубком чёрных змей, несмотря на пекло выледенил ноги, превратил в безвольные варёные макаронины руки. Неладное что-то, ох неладное, зашептали ещё не до конца пропитые инстинкты. Мужичок бочком обполз Пионэра и с утроенными усилиями припустил на непослушных, негнущихся ледышках за Мужиком. Он ковылял, ковылял, ковылял. Он просил, уговаривал, умолял ноги передвигаться. Наверное, впервые в жизни он так торопился. И почему-то никак не мог догнать, хотя Мужик, кажется, не спешил и вроде бы не так уж далеко и ушёл. Пионер заложил замысловатый вираж и опять оказался рядом с Мужичком. Мужичок попытался отвязаться, нервно и почти плаксиво:
– Спасибо, мальчик, мне уже не надо.
Пионэр во все стороны излучал слепящее радушие.
– Пива не может быть много, дяденька, особенно в жару, особенно если у вас лёгкое утреннее недомогание.
Это всё змеи из сердца, они опутали ноги и не дают им двигаться так, как хотелось бы их хозяину. В конце концов, он ведь хозяин своим ногам?!
– Мальчик, я уже выпил одну баночку. Мне хватит, мальчик. Я же не алкаш какой-нибудь подзаборный, я культурный, интеллигентный алкоголик, я знаю свои дозы. Саш! Подожди!