Человьи
Шрифт:
Он отвернулся к окну.
— Чтобы как-то прокормиться, мы с сестрой стали сдавать кровь. Но… доза пятого уровня оказалась чрезмерной для её истощённого организма… особенно после того, как у неё вырезали почку… Я этого не знал. Веришь? Не знал! И вот… и вот я остался один. Денег за почку сестры мне как раз и хватило, чтобы пережить период адаптации.
Повернув орошённое лицо к жене, он почему-то пожал плечами:
— Я не хочу такой участи нам, понимаешь?
Она кивнула. Её рука коснулась его щеки. Он прикрыл глаза.
—
Он понюхал её волосы. Они пахли скипидаром. Мимолётом подумав о том, что, если повезёт, то скоро они помоют головы пахучим мылом, репортёр усмехнулся:
— В тот день… когда я остался один… я дал своим родным клятву. Я пообещал им, что тоже добьюсь нового уровня — только это будет по-другому. Не так, как у отца! Да, я не знал, как именно. Да, я понимал, что смертность здесь почти такая же высокая, как и на шестом. Но уверенность, — он постучал себя по груди, — меня всё равно не покидала.
Он привстал с кровати и, запинаясь, сказал:
— И вот теперь… Спустя ровно пятнадцать лет… У меня… то есть, у нас… у нас появился этот шанс — шанс пройти на новый уровень. Пройти по-другому! Совсем не так, как отец! Без жертв.
Его жена прикрыла рот ладошкой. А он наконец сказал:
— Статья.
— Статья?
— Да, теперь всё зависит от статьи, дорогая.
Он подошёл к окну и сорвал газету. Из неприкрытой трещины в комнату стал неуверенно пробираться свежий воздух. За окном большая луна окунала город в свой мягкий свет, невзирая ни на какие уровни.
Газетчик снова присел рядом с женой. Кровать, сменившая за поколения несколько уровней, проворчала и успокоилась, будто вслушиваясь в жизненно важный разговор двоих человьёв.
Эти двое проговорили ещё несколько часов. За это время лунные щупальца сползли с кровати на пол, а затем по голой стене добрались до угла и там, наконец, растаяли.
Сначала муж рассказал ей об инициируемом Центром конкурсе. Затем он поделился с ней своими соображениями, почему в их газете редактор с больным сердцем испытывает к нему отеческое расположение. Наконец, нить его повествования привела к той самой статье, которую ему для лучшей жизни нужно «не просрать».
Когда лунные пятна стали исчезать в углу комнаты, газетчик признался, что не имеет никакого представления, о чём писать.
— У нас есть неделя, дорогая. Одна неделя. Но она у нас есть. И если моя статья лучше всего… лучше, чем у других, раскроет добродетель Центра, тогда…
Но он не договорил. Его губы прикрылись супружеским поцелуем.
Вскоре кровать, сменившая несколько поколений, снова заговорила — но уже без злобы и без какого-либо ворчания. Двое запрограммированных на жизнь человьёв растворялись друг в друге — мечты их набирали силы, а прошлое оставалось в прошлом.
Скрипели старые пружины.
Когда пружины затихли, газетчика снова посетила уверенность — необъяснимая, но
— Утро вечера мудренее, дорогой, — услышал он перед тем, как провалился в сон.
А через неделю вышла та самая статья. И молодой газетчик с женой переехал на четвёртый уровень.
Глава 3. Птичка в парке
Пенсионер, раздевшись догола, осматривал себя в зеркало.
Плешь, низкий лоб, смешной подбородок и выбитый на работе глаз за опоздание. Тощие руки, впалая грудь, живот с выпяченным пупком и мужское достоинство, все пять раз вызывавшее смешки у женщин. Как же он ненавидел своё тело! Ненавидел до одури!
Пенсионер сверкнул единственным глазом и опустил взгляд ниже.
То ли дело ноги! Чужие ноги, волей случая доставшиеся ему — крепкие, налитые силой. Ноги атлета. Ноги моделей из рекламных роликов, которые он иногда смотрит по «тиливизиру» из Центра. Его! Собственные! Ноги!
«Жизнь не так уж и неблагосклонна ко мне», — подумал он, натягивая трусы.
Зацепившись взглядом за вены на тонких руках, он замер. Бледно-голубые, почти прозрачные вены напомнили ему забравшихся под кожу маленьких змеек — даже не змеек, а дождевых червяков. Но мысль не останавливалась, и вскоре больные вены предстали уже трупными червями, ждущими своего часа.
— Хрена с два! — проскрежетал пенсионер. — Ещё поживём.
До встречи с газетчиком оставалось чуть больше часа.
Они сидели в «Парке Смирения» и разговаривали. Обсуждали планы лучшей жизни для каждого.
Жена газетчика брезгливо держалась от пенсионера на расстоянии. Что ж, понять её можно: путешествовать на четыре уровня назад отважится не каждый. Притом, они не «чёрные котелки» из Центра, и им недоступна реинкарнация. А если у них нет таких привилегий, думал пенсионер, тогда и причина на эту «вылазку» должна быть особенной.
«Вам это нужно больше, чем мне, так?» — прищурив свой единственный глаз, пенсионер всматривался в лица важных гостей.
— То есть, — сказал он, — если я правильно понял, я могу претендовать на тот же уровень, что и торгаш? На седьмой. И по той лишь причине, что ношу его ноги?
— Всё верно, — закивал молодой репортёр, переглянувшись с женой. — И не претендовать. А вполне законно подать правильно оформленные документы — в «Межуровневую организацию по защите…»
Ударение на слове «правильно» не ускользнуло от пенсионера. И потому он бесцеремонно перебил репортёра:
— Правильно подать? За верно оформленные ксивы человьи такие барыши отдают! Куда мне-то? Я ж — обыкновенный пенсионер. А тут ни почёта, ни денег! Не дождёсси!