Челюскинская эпопея
Шрифт:
Это означало, что после двухнедельных колебаний и раздумий с учётом многочисленных pro и contra было принято решение на дальнейшие действия в отношении экспедиции на «Челюскине». Очевидно, сам факт двухнедельной задержки в его принятии свидетельствует об отсутствии в правительстве и Политбюро поначалу единства мнений в связи с гибелью «Челюскина». Тем самым из чисто ведомственного мероприятия всё, что было связано с походом и гибелью «Челюскина», приобретало политическое значение на государственном уровне. Определённо, партия и лично товарищ Сталин (после XIV съезда ВКП(б) эти понятия практически совпадали) рассчитывала получить свой «навар» вокруг событий в Чукотском море. Теперь обитатели дрейфующего ледового лагеря, не подозревавшие о своей роли в высоких политических играх, могли вздохнуть с облегчением, что и подтвердилось уже неделю спустя.
Постепенно в Москве пришли
Одновременно и расчеты на пеший поход к материку из лагеря Шмидта силами самих челюскинцев оказались разочаровывающими. Действительно, при расстоянии по кратчайшему направлению до берега 140 км для его преодоления потребовалось бы не менее месяца, причём с учётом продолжительности похода вес необходимого груза (продовольствия и снаряжения) достиг бы четырёх тонн! Всё вместе взятое было за пределами возможностей лагеря Шмидта… Правда, в случае задержки с эвакуацией лагеря лёгкими самолётами Шмидт имел в виду также возможность похода к берегу группой наиболее крепких и приспособленных челюскинцев в количестве 30–40 человек при непременном соблюдении следующих, весьма проблематичных условий: 1) вывоз большинства (менее сильных, больных и ослабевших, а также — само собой — женщин и детей) самолётами; 2) доставку в лагерь упряжек для обеспечения движения пешей партии; и 3) её обеспечение всем необходимым с воздуха, включая лёгкие компактные плавсредства для форсирования разводий.
Сомнения и поначалу определённая нерешительность руководства в определении судьбы челюскинцев не могли не отразиться на настроениях значительной части населения лагеря, наиболее активной и нетерпеливой, и вместе с тем — наименее знакомой с условиями Арктики. В первую очередь это относилось к строителям, среди которых однажды состоялся примечательный разговор: «Печник Дмитрий Ильич вечерами после работы иногда начинает:
— И чего, ребята, сидим? Пожалуй, если бы пошли, так все уже были бы на берегу…
— Мы с тобой, здоровые, уйдём, а вот женщины, дети как?
— Их можно на самолёте, а мы, здоровые, добрались бы пешком.
— Далеко не пройдёшь, — обрывает бригадир Воронин. — Разве трещины, снег глубокий пустят?
— Да и продуктов на себе не унесёшь, — вступает в разговор Миша Березин, брат Дмитрия Ильича. — Я моложе тебя, а скажу, что не пойду, пока начальник не прикажет» (т. 2, 1934, с. 101)
Подобные разговоры можно было услышать и в палатках экипажа, где активными сторонниками пешего похода к берегам Чукотки выступали боцман Загорский и матрос Ломоносов. Когда разговоры подобного рода после многократного переноса сроков вылета самолёта Ляпидевского усилились, Шмидт на общем собранье 22 февраля назвал их «опасным вздором» и при поддержке Ширшова, Хмызникова и некоторых других заявил: «Закончим говорить о «пешеходах» на материк. Вопрос, кажется, для всех ясен… Теперь скажу, что если кто-то всё же вздумает пойти, то я буду такого рассматривать как дезертира». (Хмызников, 1936, с. 151). Участник событий Кренкель в своих мемуарах по указанному поводу высказался более определённо: «Отто Юльевич произнёс внезапно фразу, совершенно на него не похожую. Заканчивая свои размышления о железной дисциплине, он вдруг неожиданно жёстко сказал:
— Если кто-либо самовольно покинет лагерь, учтите, я лично буду стрелять!
Мы прекрасно знали Отто Юльевича как человека, который не то чтобы стрелять, но и приказания свои отдавал как просьбы. И всё же, наверное, эти слова были точны и своевременны».(1973, с. 309). Реакцию начальника экспедиции подтверждает также ближайший сотрудник Шмидта Марк Иванович Шевелёв: «Шмидт отреагировал жёстко. Категорически запретил даже разговоры о выходе на берег, потому что шансов на его достижение было ничтожно мало, обстановка была тяжёлая и непривычная для новичков… Вообще человек мягкий, интеллигентный, Шмидт проявил на этот раз непривычную для него твёрдость
Глава 4. Немного страшного полярного опыта, или почему Шмидт оказался прав
Когда тебе случится коротать
Со стариками долгий зимний вечер
И слушать их рассказы о бедствиях
Времён давно минувших…
В. Шекспир
Классическим примером масштабной катастрофы почти за девяносто лет до плавания «Челюскина», оказалась гибель экипажей английских кораблей «Террор» и «Эребус» в составе 129 отборных моряков, отправленных на поиски Северо–Западного прохода под начальством опытного полярного морехода Джона Франклина летом 1845 г. Для разгадки тайны этой катастрофы понадобилось почти полвека, хотя ряд обстоятельств и конкретных событий так и остались в неизвестности за семью печатями.
Отсутствие вестей на протяжении последующих пяти лет стало причиной отправки целого ряда поисковых экспедиций, постепенно раскрывших обстоятельства этой величайшей трагедии в истории изучения Арктики. Только в 1850 г. объединёнными усилиями нескольких экспедиций были обнаружены несомненные признаки зимовки кораблей Франклина на острове Бичи в проливе Ланкастер, включая могилы с датами зимы 1845–1846 гг., однако без каких-либо документальных свидетельств.
В 1853–1854 гг. сотрудник компании Гудзонова залива Джон Рэ, исследуя западное побережье полуострова Бутия, встретил эскимосов, рассказавших ему о гибели нескольких десятков белых людей на западном берегу острова Кинг–Вильям примерно четыре года назад. Рэ подтвердил это сообщение целым рядом предметов, собранных эскимосами на месте гибели англичан, принадлежавших, судя по инициалам, командному составу указанных судов. Эскимосы сообщили ему также о многочисленных признаках каннибализма в этой группе, правда, со слов других своих сородичей. Судя по всему, англичане направлялись к устью Большой Рыбной реки примерно в 150 км южнее острова Кинг–Вильям. Пребывание людей из экипажей «Террора» и «Эребуса» в этом районе было подтверждено другими сотрудниками Гудзоновой компании Дж. Андерсоном и Дж. Стюартом летом 1855 г. Таким образом, дальнейшие поиски можно было проводить более целенаправленно.
Действительно, посетив указанные выше места в 1858–1859 гг., капитан судна «Фокс» Леопольд Мак–Клинток не только получил подтверждение всей предшествующей информации от аборигенов, но сначала наткнулся на непогребённые останки английских моряков, а затем один из его сотрудников обнаружил в гурии письменные документы, из которых стало ясно, что до конца мая 1847 г. на кораблях Франклина всё обстояло благополучно. Однако приписка, сделанная на том же документе почти год спустя, показала, что дальнейшее развитие событий приобрело роковой характер: «Мы покинули корабли её величества «Террор» и «Эребус», затёртые льдами с 12 сентября 1846 г. Офицеры и матросы, всего 105 душ под командованием капитана Ф. Р. М. Крозье высадились в этой точке. Сэр Джон Франклин умер 11 июня 1847 г. и на сегодняшний день общие людские потери… исчисляются в 9 офицеров и 15 матросов». Эта приписка позволила определить начало последнего смертного пути английских моряков датой 26 апреля 1848 г. Дальнейшие поиски с очередным достижением вскрывали ужасающие подробности гибели участников экспедиции Франклина, до финала которой сам он не дожил.
Действительно, люди Мак–Клинтока весной обнаружили девятиметровую шлюпку с двумя скелетами, а также много предметов, принадлежащих разным участникам экспедиции, включая оружие, немного чая и сорок фунтов шоколада, и даже книги. На основании находок Мак–Клинток пришёл к выводу, что лодка возвращалась с Большой Рыбной реки к зазимовавшим судам и была брошена с наиболее ослабевшими моряками, которым оставили часть продовольствия, из расчёта вернуться за ними в будущем.
Для выяснения судьбы участников экспедиции Франклина много сделали также экспедиции Ч. Холла в 1864–1869 гг. и Ф. Шватки в 1878–1880 гг. По совокупности выяснившихся обстоятельств финал экспедиции Франклина выглядел следующим образом. После зимовки 1845–1846 гг. у острова Бичи, где умерли три моряка, корабли экспедиции перешли на юг к полуострову Бутия, где вторично зазимовали, причем начальник экспедиции скончался на исходе этой второй зимовки. На его место заступил капитан «Террора» Крозье, под руководством которого развивались последующие события.