Чем ближе к лесу…
Шрифт:
– Простите, мадам, – тихо произнесла я, неловко отводя взгляд. – Есть… одна вещь…
– Не бубни! – раздраженно воскликнула наставница Бернадин. Ее седой пучок на голове, как всегда, стягивал кожу так, что она казалась удивленной, а не злой, но из наставниц слыла самой изощренной на наказания. – Ты же знаешь, что все воспитанные леди говорят четко и ясно! Может, ты еще не прожевала свой завтрак и тебе лучше пропустить обед?! – ее густые темные брови взметнулись вверх, придавая лицу выражение почти нелепого удивления.
– Прошу прощения, мадам, я всего лишь не хочу понапрасну злословить. И не хочу занимать ваше время глупыми россказнями.
– Рассказывай! –
– Я слышала, у Мэй обнаружили несколько монет? – чуть дрожащим голосом спросила я.
– Не твоего ума дело! – буркнула Розмари. – Если есть что сказать, говори быстрее. У нас дел невпроворот! – Она с тоской посмотрела в окно, и я заметила, как нервно подрагивают ее пальцы, словно пытаются схватить невидимую сигару.
– Да, мадам, – кротко отозвалась я. – Я спросила про монеты не ради любопытства. Дело в том, что у Мэй своих денег не было. Родители не присылали ей подарков. Изредка лишь немного конфет, но не деньги. Ее это очень расстраивало, она мечтала о новом платье для зимнего бала. И меня обеспокоило, что в почтовый день, когда Хелен получила от тетушки несколько монет, Мэй разозлилась и без всякого на то повода поссорилась с ней.
– Когда это было? Почему не сказала наставницам сразу же? Что еще за склоки в вашей комнате? – яростно воскликнула наставница Бернадин, прожигая меня гневным взглядом.
– В пятницу, мадам, в почтовый день, – повторила я. – И девушки потом шептались, что монеты Хелен пропали.
Розмари фыркнула, но, получив от первой наставницы недовольный взгляд, отвернулась.
– Деньги Хелен отдала нам, так как в пансионе все сбережения должны храниться у наставниц. Мы покупаем вам одежду, еду, заботимся о вас. И следим за тем, чтобы вы не истратили деньги на всякие глупости! – раздраженно отчеканила мадам Бернадин.
Где бы только взять эти глупости!
– Возможно, она отдала вам не все, – тихо возразила я, потупив взгляд. Сдавать девушек – бесчестно, мы всегда помогали друг другу. Но Мэй… Кто-то же перерезал ей горло. И этот кто-то может быть среди нас…
– Хорошо, Сара, можешь возвращаться в свою комнату, – с натянутой улыбкой произнесла Бернадин. – Девушкам о наших вопросах не говори. Все слова, сказанные в этой комнате, должны остаться между нами.
Я кивнула, поднялась с жесткого стула, присела в неглубоком реверансе и поспешила выйти из комнаты. Закрыв дверь, я тяжело вздохнула и посмотрела в сторону нашей спальни. Это мог сделать кто-то из девушек или слуг, или, может, ночью к нам забрался вор. Но оставался один очень важный вопрос: а зачем Мэй вообще понадобилось спускаться на первый этаж?
Огоньки свечей тревожно колыхались, по стенам расползались странные бесформенные тени, тихо потрескивали в камине поленья, словно боясь разорвать повисшую в столовой тяжелую тишину. Безукоризненно белая скатерть на длинном деревянном столе напоминала всем нам похоронный саван, а пустой стул прямо напротив меня казался самым ярким пятном в этой комнате. Куда бы ты ни смотрел, он всегда мелькал где-то в уголке твоего взгляда и шептал: «Посмотри на
Ужин проходил в угрюмом молчании, и никакие попытки наставниц заставить нас вести светскую беседу не помогали. Не помогала и наставница Доррис, которая весь день пролежала в своей комнате с сердечной болью и теперь вздыхала и всхлипывала по меньшей мере один раз в минуту. Ее костлявое тело судорожно вздрагивало всякий раз, как она замечала пустой стул, и все мы ненароком хватались за свои чашки, боясь, что эта дрожь лишит нас драгоценного теплого чая.
Не помогал и отец Генри, прочитавший молитву перед едой таким слабым, дрожащим голосом, что мы едва разобрали слова, и теперь хмуро взиравший себе в тарелку. Его ясные голубые глаза были полны слез, руки мелко подрагивали, а светлые волосы были на редкость взлохмачены. Я заметила, что Лорена – наша статная красавица – в этот вечер сидит к отцу Генри гораздо ближе, чем раньше, и так и забрасывает его томными влюбленными взглядами пронзительных черных глаз. Которых он, впрочем, и не замечает. Я мысленно усмехнулась. Ничего у нее не получится. Его смелости хватает лишь на то, чтобы подглядывать за девушками в купальне. Я уже несколько раз замечала его белую сияющую макушку в маленьком окошке, а на следующей день он приходил с красными отметинами на руках и морщился от боли при резких движениях.
Однажды мое любопытство перевесило все мысли о постыдстве, и я заглянула в окошко его домика. Увиденное вселило в меня такой ужас, что еще несколько дней меня мучили кошмары. Отец Генри сидел на полу абсолютно нагой и стегал себя длинной и жесткой веревкой. Все его тело было покрыто окровавленными рубцами. А он все бил и бил себя, всхлипывая и беспрестанно бормоча слова молитвы. С этого дня я больше не разделяла влюбленность девушек.
Румяная мягкая булочка была быстро съедена. Мне хотелось наклониться и слизать с тарелки каждую мелкую упавшую крошку, поэтому я сжала кулаки, тяжело сглотнула и отвернулась. Все девушки подняли головы и обменялись взглядами. Все мы хотели в этот момент одного и того же.
– Ну что ж, девушки, – произнесла наставница Бернадин, оглядев нас по кругу. – Раз вы закончили с ужином, можете возвращаться в свою комнату. Сегодня вам не нужно убирать со стола, этим займутся слуги. Прочитайте вечернюю молитву и ложитесь спать.
Легкий шум отодвигаемых стульев наполнил комнату, несколько девушек уже успели подняться, как вдруг малышка Дотти пробормотала:
– А преступник… его нашли?
Все замерли – кто стоя, кто сидя, кто в нелепой полусидячей позе – и устремили глаза сначала на девушку, а потом и на наставниц. Сам факт того, что кто-то решился произнести вопрос вслух, был ошеломляющим, но чтобы это сделала Дотти! Низенькая и пухленькая, она всегда смотрела вокруг испуганным взглядом и предпочитала, чтобы ее как можно реже вовлекали в разговор. Она пряталась по углам, читая недозволенные нам романы, и начинала неприлично икать всякий раз, стоило ее застать врасплох. Иногда я забывала, как звучит ее голос. А тут такое! Даже отец Генри поднял удивленный взгляд.
– Что за разговоры! – тут же вскинулась Бернадин. – Будешь спать сегодня без одеяла!
– Дайте мне нюхательную соль! – тут же простонала Доррис. – Мне нехорошо! – и, откинувшись на спинку стула, схватилась за сердце.
– Но мы боимся идти спать! – вдруг воскликнула Марлин, поднимаясь с места. – Вдруг преступник сейчас прячется в доме? Или вообще под нашими кроватями? – то, что она подала голос, никого не удивило. Скорее, меня изумляло, что она не сделала этого первой.
– Что за тон?!