Чем она лучше меня
Шрифт:
– Ничего пока наладить нельзя. Я должен сделать это сам, - откликнулся Ваня.
– Завтра поеду к жене. Или думаешь, пока обождать стоит?
Черт… он даже сейчас нуждался в совете, как все сделать лучше. И спрашивал этого совета, наверно, совсем не у той женщины, у которой следовало бы.
– Нет, поезжай, - тут же откликнулась Светлана.
– И поверь, я пыталась тебе помочь. Надеялась, что получится, - теперь уже усмехнулась она.
Он это почувствовал - не нужно было даже видеть то выражение на лице Светы,
Раньше любил ее всю безумно - до одури и мурашек. Успел узнать каждую черточку, каждую морщинку. Сейчас этого не было, но он осознавал - Света дорогой для него человек. Потому, полгода назад, когда она позвонила и попросила о помощи, он готов был сорваться к ней. Проехал половину городу, чтобы оказаться рядом. А потом как-то сами собой разумеющимися стали встречи.
И вот к чему все это привело.
– Спасибо, - просто кивнул в ответ.
– Созвонимся.
Он положил трубку. Скорее для того, чтобы избавиться от желания продолжать этот разговор. Или чтобы не поехать к ней для того, чтобы просто не быть одному? Пока Ваня ответа на этот вопрос не знал и знать не хотел.
Расплатившись за почти нетронутый напиток, Иван поднляся из-за стойки. Некоторое время постоял, раздумывая, ехать ли ему в чужую пустую квартиру, но, приняв решение попытаться хоть немного поспать, все же вызвал такси и отправился в холостяцкую приятельскую берлогу.
А рано утром, когда Никитка просыпался на первое кормление, примчался к жене и сыну. Ему безумно многое нужно было сказать Мии, но Иван понимал - слова найти будет очень и очень трудно.
– Что хотела эта женщина?
Только услышав мамин вопрос, я поняла, что так и стою на одном месте, прижав ко рту ладонь, словно этим жестом можно было задушить в себе просящиеся наружу глухие рыдания. Просто рыдания, потому что глаза оставались болезненно сухими. Зато внутри творилось страшное. Там поселилась отчаянная, скребущая боль, которую хотелось исторгнуть из себя - криком, слезами, воем, как угодно - словно нечто чужеродное, и забыть о ней навсегда. Но это было абсолютно невозможно.
Мама осторожно дотронулась до моей руки, привлекая к себе внимание. Я с трудом сосредоточила на ней взгляд и растерянно спросила:
– Где Никитка?
– Спит… Мия, так что хотела эта женщина?
Я тупо посмотрела на дверь, в которую вышла Светлана. Чего она хотела? Очевидно - моего мужа. А еще, наверно, поиграть в благородство. Весьма запоздалое, стоит заметить.
– Она пришла сказать, что Ваня меня любит, - невесело усмехнулась я.
– И что у них ничего не было.
– Так может… и правда не было?
– робко заметила мама.
Я всплеснула руками. Да как они все не понимали?!
– Это неважно!
– практически взвыла я.
– Важно, что он мне врал! Врал, чтобы с ней встречаться!
Мама
– Мама, извини, я лучше тоже пойду, попробую поспать, - сообщила ей устало, развернувшись в сторону спальни.
– Конечно-конечно!
– замахала мама руками.
– А я посуду помою…
– Спасибо, - только и хватило у меня сил, чтобы выдохнуть в ответ.
– Мия… - окликнула меня мама уже на пороге.
– Ммм?
– промычала я.
– Иногда за счастье надо бороться…
Я невесело рассмеялась.
– Бороться? Этот бой уже давно проигран! Я считала, что у нас с ним счастливая семья, а он, оказывается, все еще не может ее забыть!
– Так помоги ему.
– Я родила ему сына, - ответила я с горечью.
– Что еще я должна сделать? И почему вообще только я что-то должна?! Я не собираюсь быть терпилой, мама! Спокойной ночи.
От желания хлопнуть за собой дверью меня сдержало только то, что в комнате мирно спал мой сын. Мое счастье и моя жизнь…
Ночь прошла тревожно. Хотелось забыть обо всем хотя бы там, на другой стороне сознания, но все пережитое преследовало даже во сне. Несколько раз я просыпалась от того, что инстинктивно искала рядом с собой мужа в желании так привычно обнять его крепкое, сильное тело, но встречала рукой лишь холодную простыню. И это порождало внутри такое отчаяние, что все невыплаканные ранее слезы катились молчаливым потоком по подушке, и в ней же тонули мои бессильные рыдания.
А утром, когда настало время кормить сына, дверь спальни неожиданно распахнулась, являя передо мной того, по кому я так тосковала, но кого видеть сейчас было подобно пытке.
Муж стоял на пороге, молча глядя на то, как я кормлю Никитку. Он не делал попытки приблизиться, но при этом занял такую решительную позу, что было ясно - уходить он тоже не собирается.
Мое сердце мучительно заныло от одного на него взгляда. Всклокоченный, помятый, несчастный - похоже, для него эта ночь прошла немногим лучше моего. А может, это дорогая Света так успела его заездить? От последней мысли мои губы тут же поджались, а с языка сорвалось резко:
– Что ты тут делаешь?
– Я хочу поговорить.
Он сделал шаг навстречу - тихо, осторожно, словно приближался к разъяренному хищнику. Его уловки злили и смешили одновременно.
– По-моему, мы уже все сказали друг другу, - сухо заметила я.
– И не припомню, чтобы я звала тебя обратно.
Он замер прямо напротив меня. Взъерошил растерянно волосы, посмотрел, как побитый пес.
– Я надеялся, что ты остыла…
– Я тебе что, борщ, чтобы остывать?
– огрызнулась я. И тут же, не выдержав, добавила: