Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
Карий нетерпеливо ходил по комнате. Наконец «Цеппелин» вышел в эфир, на бумагу легли цифры, и полковнику дали расшифрованный текст:
«Немедленно сообщите, где старший группы Вячеслав Горохов провел вечер перед вылетом на задание».
Ясно, это была проверка. Но старший группы убит, и, если не ответить на вопрос, «Цеппелин» прервет связь.
Карий почувствовал холодок под сердцем: неужели удачно начатая операция закончится так безрезультатно?
Полковник положил радиограмму перед агентами. Радист только покачал головой, а Олексюк наморщил
— Подождите, — сказал нерешительно, — подождите, Горохов хвалился… дай бог памяти…
Полковник нетерпеливо уставился на него — неужели не вспомнит?
— Да, — вдруг решительно произнес Олексюк, — точно! Он говорил, что весь вечер сидел с оберштурмфюрером Телле. Тот инструктировал его в последний раз.
Лоб у Карего разгладился.
— Пишите! — приказал и продиктовал ответ: — «Последний вечер перед вылетом на задание Горохов провел с инструктором школы Телле. Прошу учесть, если вы нам не доверяете, то мы без вас обойдемся легче, чем вы без нас. Тридцать седьмой».
И снова потянулись минуты ожидания. Наконец пришел ответ:
«Ждите самолет через трое суток. В двадцать два часа послезавтра выходите на связь — получите подтверждение. «Цеппелин».
Полковник вытер аккуратно сложенным платочком лоб. Жестом приказал вывести агентов. Минуты две сидел, обдумывая сообщение, затем направился звонить генералу Рубцову.
19
После обеда у Маркова было еще полчаса свободного времени, и он воспользовался этим, чтобы прочитать газету. Даже от чтения геббельсовских газет иногда получал удовольствие, особенно когда речь шла об очередном сокращении линии фронта и об оставлении немецкими войсками разных городов.
Читал и размышлял: скоро, самое большее через месяц–два, ну, через три, Красная Армия освободит их город, «Цеппелин» снова передислоцируется дальше в тыл, потом еще раз — и тогда до Берлина рукой подать.
Кто–то сел рядом с Марковым, тот недовольно скосил взгляд, но, увидев Сидоренко, забыл о газете. Сидоренко работал на аэродроме — опытный инженер, после скитания по лагерям был зачислен в обслуживающий персонал аэродрома. Уже год, как Сидоренко работал с Седым.
— Ну? — спросил кратко Марков, не откладывая газеты.
— Такие дела, Григорий Григорьевич: вчера к нам на аэродром прибыл самолет. Называется «Арадо–332». Высокая скорость и большой потолок полета, точно не знаю сколько, но до черта. Только одних пулеметов девять. И любопытно вот что: самолет оснащен совершенно новым шасси — двенадцать резиновых катков, сядет где угодно. И откидной трап, по которому прямо из самолета можно выехать на мотоцикле. Я сам не видел — меня и близко не подпускают, — но немцы–технари хвастались.
Марков на мгновение закрыл глаза: вот оно, последнее звено цепи. Спросил:
— Когда планируется вылет?
— Говорили, дня через три. Может, раньше.
— Спасибо, дружище, — поблагодарил Марков Сидоренко. — Если будет что–нибудь новенькое, не медли. Все, что
Встал и, помахивая газетой, направился к школе. Итак, оставался резервный вариант. Марков мог пойти на него только в случае крайней необходимости, но, вероятно, такая потребность и возникла.
И все же…
Марков немного подумал и решил, что, возможно, не следует идти на крайности. Все зависело от того, удастся ли обвести вокруг пальца начальника школы.
Выждав с полчаса, Марков зашел к начальнику школы гауптштурмфюреру СС Людвигу Кранке. Тот разговаривал по телефону. Помахал Маркову рукой, предлагая сесть, и закончил разговор.
— Что случилось? — спросил.
— Возможно, я ошибаюсь, — начал Марков осторожно, — но лучше ошибиться мне, нежели потом пострадает дело. Короче, не нравится мне курсант Бакуменко.
— Чем? — заинтересованно вытянул голову Кранке.
— Перепуганный какой–то. Группу запланировано выбросить завтра, сегодня я провожу последний инструктаж, а он ничего не слышит, и глаза бегают. С таким настроением забрасывать человека…
Кранке слушал внимательно. Собственно, все, что говорил Марков, могло быть и плодом его воображения, но сигнал оставался сигналом, и Кранке должен прислушаться к нему. И так в последнее время значительно возросло число провалов агентов, а если, этот прохвост Бакуменко на самом деле провалит группу, кому грозят неприятности? Ему, Кранке, поскольку был предупрежден Марковым.
Гауптштурмфюрер не долго раздумывал. Спросил:
— Кого можете порекомендовать вместо Бакуменко?
— Курсанта Подгорного.
— Почему?
— Надежный и учится прилично.
Кранке задвигался на стуле.
— Хорошо, — согласился, — пусть готовят вашего Подгорного. — Он снял трубку и отдал соответствующее распоряжение. — Благодарю вас, Марков, за бдительность, прошу и в дальнейшем докладывать обо всем подозрительном. А курсантом Бакуменко мы займемся.
Марков вышел из кабинета начальника школы с чувством выполненного долга. Во–первых, уже послезавтра советская разведка будет знать об «арадо» и подготовится к его приему. Во–вторых, этот Бакуменко — на самом деле мерзавец: служил карателем, руки в крови, да и вообще законченный подлец.
Приказал вызвать к себе Подгорного. Тот появился через несколько минут, вытянулся на пороге, как и полагалось курсанту, но Марков, выглянув в коридор и убедившись, что вокруг никого нет, прикрыл двери и обнял Подгорного за плечи.
— Завтра, — произнес быстро, — завтра, Борис, полетишь к своим. Запомни, что должен будешь сделать. Сразу после приземления найдешь ближайшую воинскую часть. Скажешь, что тебе нужен какой–нибудь работник Смерша. Передашь ему: ты от Седого. Он должен будет немедленно связать тебя с контрразведкой армии или фронта. Там скажешь: немцы примерно через три дня готовят высадку важного агента. Специальный самолет «Арадо–332», оборудованный дополнительными шасси и откидным трапом для выезда мотоцикла. К сожалению, это все.