Чемпион
Шрифт:
— Без хлеба че, обломится? — спросил Пельмень. — Так ешь.
Идти в хлебный киоск желания не имелось.
— Или у соседей стрельнуть, ты пока сходишь... — слов Пельменя батя не расслышал.
Достал голубец и не думая о том, чтобы взять тарелку, принялся есть, громко чавкая. Не заметил даже, что тот надкусан. Сок голубца сочился по подбородку, капал на ковёр. Впрочем, батю это нисколько не смущало. Чего смущаться — придёт жена, поползает на карачках, уберётся.
Одновременно пошарил по кухне, нашёл хлебницу, достал кусочек белого хлеба. Присвоил
— Сын, кстати. Смотрел «Кровавый спорт»? Видел Ван-Дамма? Ничего так боевичок.
Батя встал в боевую стойку, парадируя актёра. По молодости отец Пельменя уважал спорт и даже имел разряд — от того в физруки подался. Хрен его по чем, но имел. Но в стойке с голубцом в одной руке и куском хлеба в другой, он смотрелся по-идиотски.
— Хе!
Батя хотел вдарить по бутылке с подсолнечным маслом на столе, но промахнулся и завалился на пол, едва не перевернув кастрюлю с голубцами.
— Еп твою мать... — процедил батя.
— Че не вывозишь, бать? — хмыкнул Пельмень.
Батя откровенно забавлял.
Несколько секунд Игорь Борисыч сидел на полу на пятой точке, славливая, что произошло. Хлеб не выронил, а вот голубец отлетел под газовую плиту. А потом батя закряхтел, поднимаясь.
— Это, сын, я че хотел сказать, — он принялся растираться жир от голубца по майке. На груди расплылось пятно. — Тебе бы на карате пойти? Вон жопу отъел, больше чем у Нинки. Мамке скажем, денег выделит и будешь каратист. У меня как раз знакомый секцию открывает. Гена Мороз, помнишь? — говоря эти слова, он махнул на пятна и полез за голубцом, взамен утраченного. — Не понял? А где...
Рука пошарила по дну кастрюли, пальцы выпачкались в жиру — голубцов то больше нема, остальные Сашка сожрал.
Глаза бати, сонные, с лопнувшими капиллярами, округлились.
Он взял кастрюлю, заглянул в неё, перевёл взгляд на Пельменя.
— Охерел?! — взорвался отец. — Опять за своё взялся! Растёт паразит! Вон у Витьки сын, как сын, а ты... Селитер!
Саша с придурковатым и безразличным выражением лица слушал поток, доносящийся изо рта бати. Дожидался, когда тому надоест орать. Батя потрезвонил, прошёлся по внешности своего сына, а потом махнул рукой. Желание щелкнуть бате за базар Пельмень подавил — пусть выскажется. Хотя сам такой же паразит. Кто обзывается, сам так называется, если что.
— Иди с глаз долой... за хлебом! Хоть какая-то от тебя польза будет, — резюмировал батя, выпустив пар. — Олуха на свою голову вырастил. Пфу!
Саша остался стоять на месте.
— Че стал? — буркнул батя.
— Денег то на хлеб дай?
— А... Ирка не оставила? — батя нахмурился.
— Так я у тебя прошу. Ты ж посылаешь.
— У меня просит, копейки ещё не заработал, только дай, дай. Просит он...
Папаша зыркнул под ноги Сани, где стояли пустые бутылки из под водки.
— Вон, бутылки сдашь.
Саня спорить не стал. Взял первую попавшуюся авоську на кухне, сложил в неё пустые водочные бутылки и двинулся к выходу. В голову пришло понимание, что батя с хлебом пойдёт на хер, у него итак неплохо получается себя прокормить,
— Погодь, сынок, — вдруг остановил Саню батя.
Пельмень обернулся.
— Ты это, купи у дяди Витали чекушечку... ну вместо хлеба, лады? — батя расплылся в придурковатой улыбке. — Матери только не пали контору.
Пельмень улыбнулся.
Мигом так батя подобрел, как речь пошла за то, чтобы сливу залить.
Протянул Сане ещё одну авоську с несколькими литровыми банками и трехлитровым баллоном. Пельмень зыркнул на стол — понятно, останется баба Рита без варенья, тару у неё Игорь Борисыч подмотал. Батя то ещё и мудак оказывается...
— Баночки дяде Виталику сдашь и купи, сынок. Он по два рубля за чекушку просит.
Глава 3
«Если хулиган пытается тебя достать,
Дразнить, злить, бить, давить и обижать,
Ты не должен кричать ему: Гад!,
Ты не должен подключать свои ботинки или мат...», Дискотека Авария.
С пятого этажа Пельмень дал пешего. Какая никакая, а нагрузка для нового тела. Правда спускаться с авоськами — удовольствие не из приятных. Уже к третьему этажу Саня приуныл, взмок и тяжело дышал. Звенели пустые водочные бутылки, банки, а сердце выпрыгивало из груди.
На лестничных проемах Саня останавливался, делал взмахи и круговые движения, разгоняя кровь.
В такой форме — далеко не уедешь. Прежде чем приступать к интенсивным тренировкам, надо понять возможности нового тела. Хотя хрена тут непонятного... возможности — нулевые.
На первом этаже, взмыленный Пельмень встретил Сёму. Малолетку с соседней пятиэтажки, сегодня гостившего у бабули. Полтора метра в прыжке, хлюпик, раза в три меньше Пельменя по комплекции. Очки с толстой роговой оправой... И вообще, мальчик походу инвалид: несуразно большая голова, как гелием накачена, ручки длинные чахленькие, торчащий живот приподнимает майку до пупка. Шортики вовсе как семейки Сашиного бати. У Сёмы даже прозвища своего не имелось, припомнил Пельмень — настолько все плохо по жизни складывалось.
Застал Сему Пельмень за тем, что пацанёнок прилип к стене и какого-то хрена слизывал побелку. У ног его стояла банка с соленьями, за которой Сёму видать послали. Кладовку под лестницей удачно приватизировал его дед (тот вроде как скопытился в прошлом году).
Завидев Пельменя, Сёма вздрогнул, попятился, ну и перевернул банку.
Херак.
Горлышко стукнулось о ступеньки лестницы. По полу растеклись маринованные огурчики, помидорчики и укроп.
— Ой, — Сёма взглянул на «место происшествия» и глазки под очками тотчас намокли. Нижняя губа задрожала, отвисла. — Меня б-б-бабуля у-у-убьёт...